Завязалось долгое обсуждение Макартура и его призрака Манго. Старые стены нашей спальни освещало лишь пламя свечей, и обстановочка была та еще. Внезапно в дверях возникла фигура — фигура в белом, застывшая как столб. Я весь покрылся гусиной кожей, кто-то в ужасе застонал, а Геккон захныкал. Фигура медленно двигалась к нам, вытянув перед собой руки. Потом призрак вдруг загоготал, и мы поняли, что Манго — это на самом деле Щука в белой простыне, который ржет над нами. Доведя себя до изнеможения, он наконец снял простыню, помахал нам голым членом и исчез в темноте, издавая дебильное потустороннее мычание. Жиртрест задул свечи, сплюнул и выругался. Мы сообща решили отомстить Антихристу (новое прозвище Щуки). Собрание объявили закрытым.
22 апреля, суббота
14.30.
Отбор в команду по регби. Все первокурсники, если у них нет освобождения от врача, должны играть в регби первый год. На поле командует мистер Эндрюс, человек довольно пугающей наружности, с бакенбардами, как у мамонта.Будучи маленьким и щуплым, да еще и не слишком проворным, я вскоре понял, что регби — не тот вид спорта, в котором мне предстоит сделать себе имя. Однако благодаря моим навыкам обращения с мячом меня сделали полузащитником команды «Г» мальчиков до четырнадцати лет. К счастью, была еще команда «Е» (вот туда попали полные кретины). Рэмбо — потрясный игрок-восьмерка, и вместе с Саймоном (полузащитник) и Бешеным Псом (крыльевой) их выбрали в команду «А».[35]
Картина дня: беднягу Геккона, который не выходил на поле с тех пор, как сломал руку во время печально известного происшествия на матче по тач-регби, поставили на место центрального трехчетвертного. Как только мяч покатился к нему, он принялся убегать от него на полной скорости, разозлив мистера Эндрюса, который обозвал его «позором команды». В конце концов, другие игроки специально подстроили так, чтобы мяч полетел к нему в руки, и тогда Геккон попросту убежал с поля и скрылся в здании павильона, где заперся в женском туалете. Верна послали за мячом, и после долгих уговоров Геккона ему удалось вызволить мяч обратно, чтобы отбор в команду мог продолжаться.
Жиртрест был просто великолепен. В первой схватке он практически одной рукой оттолкнул другого нападающего на десять метров назад. Он был уверен, что его возьмут в команду «А», пока не выяснилось, что он может продержаться на поле не больше трех минут, после чего падает и начинает хрипеть, как выброшенный на берег кит. Толстяку пришлось отправиться в медпункт, где сестра Коллинз поставила ему диагноз «шумы в сердце». Теперь Жиртресту до конца жизни не придется заниматься спортом. (Его мечта сбылась.)
23 апреля, воскресенье
На утренней репетиции Папаша был в ударе. Он кричал, кривлялся и топал по сцене, как буйный больной. Поет он плохо, но это сходит ему с рук, потому что половину строк он хрипло вопит с кокни-акцентом. Стоит прийти на представление, лишь чтобы услышать, как из уст человека, обычно говорящего с крутым оксфордским произношением, вылетает этот говор лондонских низов. Он то и дело выкрикивал: «Мотор!», «Не переиграй Оливера!», «Они пришли посмотреть на меня, а не на твою лысину!» Даже Викинг толком не понимал, что он несет.
К сожалению, Папаша вернулся с обеденного перерыва в совершенно невменяемом состоянии. От него несло перегаром, он вконец обезумел и стал на всех нападать. Когда он споткнулся и упал в оркестровую яму, Викинг оттащил его и отправил домой. Хор Феджина в полном составе таращился на него в смущенном молчании, а он, шатаясь, вышел из театра, по-прежнему бормоча себе под нос что-то на кокни.
На вечернюю репетицию явилась Ева. Она играет Нэнси, проститутку. Когда Викинг заявил, что сделает ее похожей на подзаборную шлюху, все пятнадцать присутствующих мальчиков облизнулись и представили нашу полногрудую учительницу по актерскому мастерству в облегающем комбинезоне с кожаным кнутом (по крайней мере, я представлял ее именно так). Хотя не уверен, были ли в викторианской Англии такие комбинезоны, не говоря уж о кнутах.
С удовольствием пропустил первое «свободное время» в этом семестре.
24 апреля, понедельник
На сегодняшнем уроке английского Папаша снова был в лучшей форме. Он заставил Саймона прочесть «Оду греческой урне» Китса, остервенело отбивая ритм по столу левым башмаком, который он снял. Саймон все время сбивался, а Папаша кричал и лишь сильнее ударял по столу. У окна собрались любопытные зеваки и стали наблюдать за этим цирком. Увидев их, наш чокнутый учитель запустил в них башмаком. Мальчишки разбежались, а Папаша не моргнув глазом стянул второй башмак и продолжил свою безумную барабанную партию, которая прекратилась лишь с пронзительным звонком на перемену.