Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский оказался далеко не первым в этой череде назначений. Но он обрел особое благорасположение царя. Любопытно, что одновременно или почти одновременно с Малютой в думные дворяне вышли и его сослуживцы по «литовскому» походу осени 1567 года: Василий Грязной, Василий Ошанин, Роман Алферьев… Четверо из пяти «третьих сменных голов» в одной военной операции, не оказавшей никакого воздействия на ход войны.
Случайно ли это?
Ответ будет дан ниже.
А пока можно констатировать: Малюта вместе с иными «худородными» товарищами по той небоевой кампании вознесся небывало высоко.
Без сравнения с гораздо более поздними временами трудно объяснить, какую пропасть преодолел Григорий Лукьянович, прыгнув из сменных голов в думные дворяне. Если использовать военные звания советской эпохи, то он примерно за два — два с половиной года совершил переход из майоров в генерал-лейтенанты. Или, может быть, даже в генерал-полковники. Но поскольку «думные» чины не имели точного соответствия с чинами воинскими, то, наверное, правильнее будет сказать: из майоров в министры.
Из едва заметных персон — в политическую фигуру первой величины.
Фантастический, взрывной переворот в судьбе человека!
Выходит, в течение 1568—569 годов Григорий Лукьянович должен был оказать государю весьма значительные услуги… Во всяком случае, государь оценил его деятельность исключительно высоко. Малюта превратился в доверенное лицо Ивана IV, в персону, исключительно полезную для монарха. Где же он проявил себя?
На фронте?
Разряды, как и раньше, не упоминают в эти годы ни воеводу Скуратова-Бельского, ни даже воинского голову Скуратова-Бельского.
На дипломатическом поприще?
Работа наших дипломатов XVI века фиксировалась подробнейшим образом. Известны даже второстепенные личности, хоть как-то поучаствовавшие в ней при Иване IV. Тот же Безнин виден в полный рост!
Малюты — нет.
Возможно, ему доверили управлять какой-то жизненно важной отраслью государственной машины?
Нет данных и на этот счет.
Зато имеются совершенно определенные данные иного рода.
Это возвышение можно связывать с карательной деятельностью Григория Лукьяновича. Иными словами, он поднялся как «исполнитель». Попросту же говоря, как палач
[86].И тут сведений — хоть отбавляй.
Глава четвертая
КАРАТЕЛЬНАЯ РАБОТА
Возвышение Малюты Скуратова восходит к событиям зимы 1567/68 года.
Поход на литовско-ливонский театр военных действий, в котором участвовал и сменный голова Г. Л. Скуратов-Бельский, пришлось прервать еще до того, как русские войска пересекли литовский рубеж. Огромная армия остановилась на пол пути, так и не нанеся решительного удара по врагу. Она, в сущности, даже не соприкоснулась с неприятельскими силами. Воинские соединения были распущены, воины отправились по домам. Царь спешно вернулся из Ршанского яма, где остановился поход.
Между тем царь давно жаждал решительного наступления. На успех операции делалась серьезнейшая ставка.
И… ничего.
У столь странного поворота событий было несколько причин. Во-первых, поход оказался скверно подготовлен. Не удалось отмобилизовать достаточного количества вспомогательных войск — так называемой «посохи». А те, кого смогли собрать, неудержимо разбегались. Продовольственное обеспечение оставляло желать лучшего. На эффект внезапного нападения рассчитывать не приходилось: выяснилось, что армия польского короля концентрируется для контрудара.
Во-вторых, и главное, царь получил весьма серьезные известия о готовящемся против него заговоре. Иван Васильевич встревожился, а потом разъярился.
В среде служилой знати возобновились разговоры о возможности «сменить» монарха, благо князь Владимир Андреевич Старицкий, потомок московских государей по прямой линии, был жив и здоров. В «Пискаревском летописце» это массовое настроение передано следующим образом: «И присташа тут лихия люди ненавистники добру, сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша. Стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичу. И потом большая беда зачалася»
[87].Иностранные источники сообщают о том, что русская знать заключила соглашение с поляками против своего государя. Трудно судить, сложился ли на самом деле аристократический заговор. Еще сложнее определить, в чью пользу он был составлен, если и существовал: князя Владимира Андреевича Старицкого или польского короля. Однако дипломатические документы того времени донесли до наших дней сведения, позволяющие утвердительно говорить о каких-то переговорах с неприятелем.