Малюта Скуратов. Вельможный кат

Так считал, между прочим, и Алексей Данилович Басманов. Он сформулировал главную юридическую мысль опричнины, призывая опричных судей ею руководствоваться. А чем кончил? Но Малюта не боялся участи бывшего любимца Иоаннова. Слишком прочная связь протянулась между ним и царем. За все годы службы Малюта ни разу не отступил от царских поведений, ни разу не возразил ему, никогда, подобно Басманову и Вяземскому, не пытался навязать противоположного мнения, а хитро представлял дело таким образом, что от прямолинейного и жесткого решения некуда было податься. Иоанн будто сам наталкивался на него.

— Ты — владыка, пресветлый государь, как укажешь, так и состряпаем. Как пожелаешь, так и сотворим, — не уставал повторять Малюта.

II

Шеф опричнины действительно оказался первым в кремлевском курятнике, но всегда держался позади царя на две лошадиные головы и ждал, пока кивком или взмахом руки позовут. Он давно овладел многослойным искусством придворного, не гнушаясь никакой работой. Иногда отодвинет деликатно постельничего — случалось и самого Дмитрия Годунова — и сапоги с ног Иоанновых снимет легко и аккуратно, совершенно нечувствительно для ног государя, который часто жаловался на боли в щиколотках и коленях. Край одежды не упускал поцеловать, а иные пренебрегали старинным обрядом, возбуждая тем в душе Иоанна подозрительность. Взора Малюта не отводил от государевых очей, смотрел не мигая, позволяя Иоанну заглянуть в самую душу. А упрямые земцы взирали исподлобья, недобро, губами шевелили, телом сжимались, выказывая надменным видом пренебрежение к словам и поступкам царя. Малюта даже дома, сидя на лавке в обнимку с женой Прасковьей, никогда на него не жаловался, никогда не осуждал, хотя внутри себя нередко и долго носил обиду. Давно он мечтал получить поместье в Водской пятине и хвалил тот край не единожды. А царь — ни в какую, веком набрякшим не моргнул, пропускал намеки мимо ушей. Это как понимать и как к этому относиться? Малюта относился правильно. И не лез с советами и просьбами. Советы и просьбы Иоанн не любил и почти всегда с порога отвергал. В занятой позиции опала сама тебя обойдет, ибо русский царь справедлив и за преданность щедро платит.

III

Иоанн всегда ощущал тонкость в неожиданно сложившейся ситуации. Чтобы казнь еще больше устрашила, надо кого-нибудь — пусть и большую часть осужденных — отпустить на свободу. Жить любому хочется, и люди сообразят, что у них есть выбор. Обращаясь к земцам, Иоанн, не советуясь нисколько с Малютой, громко и внятно объявил:

— Прощаю тех, кто ждет справедливой кары по правую мою руку.

Он заранее распорядился отделить до двухсот узников от прочих, поставленных поближе к кольям, причину никому не объяснив. Малюта давно привык к Иоанновой непредсказуемости и постоянно находился в готовности исполнить самое загадочное повеление. Счастливчиков тут же отрезали от тех, кому не повезло и кто сумрачно ожидал своей тягчайшей участи.

— Возьмите, бояре, этих людей. — И царь махнул плетью на вольных. — Дарю их вам! Принимайте и уводите с собою. Гнев с них слагаю, и опалы на вас никакой не будет. Не имею никакого суда над ними.

Обрадованная земщина, тут же приняла к себе раскованных, которые немедля покинули рыночную площадь. Иоанн опять повторил слова, произнесенные им неоднократно на улицах столицы:

— Народ! Увидишь ты сейчас муки и гибель, но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой?

— Да живет многие лета государь великий! — раздалось в ответ.

— Да погибнут изменники!

— Живи, преблагий царь!

— Ты хорошо делаешь, что наказуешь изменников по делам их!

Пока шли последние приготовления к казни, Малюта велел выяснить, куда поместили помилованных, памятуя по опыту, что царь, быть может, не всех, кому сохранил жизнь, отпустит бесповоротно.

Первым к кольям и бревнам подтолкнули печатника Висковатова. Сорвав изодранные и окровавленные тюремные одежды, опричники привязали Ивана Михайловича, будто распяли на кресте. Один из братьев Щелкаловых, быстро набиравших силу, дьяк Василий, начал по свитку вычитывать вины печатника, признание которых Малюте не удалось вырвать и в застенке:

— Иван, секретарь великого князя, вероломный — вероломно и поступил! Именно он написал королю польскому, обещая ему передать крепость Новгородскую и Псковскую. Это первый знак твоего вероломства и обмана! — И Василий Щелкалов, оторвавшись от свитка, вздернул свитую толстую плеть, висевшую на запястье, и хватил печатника по макушке. Кровь залила лицо Висковатого. И хоть шеф опричнины сам готовил казнь на Поганой луже, он только в ту минуту осознал, что царь велел Щелкалову провести экзекуцию с особой жестокостью. И не ошибся.