— Хорош! Нечего сказать! Отвечай, кто и где стоял и зачем в городе укрылись, когда в чистом поле татарам пришел бы быстрый конец. Кто распорядился? Бельский? Мстиславский?
— Боярин Морозов присоветовал, а Воротынский против него ругался.
— Ослабь вервь! — приказал Иоанн. — Дай вздохнуть!
Секира перехватил конец у Малюты, и Матвеев уперся большими пальцами в пол, испытав оттого неописуемое облегчение.
— Дальше! — вздохнул царь. — Дальше!
— Да побыстрей, — велел Малюта. — Не с одним тобой беседа.
— Бельский с Морозовым и Большим полком стали на Варламовской улице.
— В Кремле, что ль, задумали спасаться?
— Сие мне неведомо, великий государь, — произнес Матвеев, перебирая пальцами ног в поисках опоры.
Иоанн жестом приказал Секире облегчить положение висящего. Уцепившись за какую-то неровность, боярский сын замер. Бледность с щек постепенно сползла.
— Мстиславский и Шереметев с правой рукою укрепились на Якимовской.
— А что ж Воротынский?
— Ругался долго, да нечего делать одному в поле. Взял Татева и на Таганском лугу против Крутиц, где попросторнее, засаду устроил на татар. Князь Темкин с храбрыми твоими опричниками укрылся за Неглинной.
— Кто первым дрогнул?
— Не мы, великий государь. Крепко держались на Якимовской, пока многих не посекли.
— Ну-ка вздыбь его, — кивнул царь Секире.
Секира послушался и вздыбил. От этой вздыбки он сам получал удовольствие. Между заветным бугорком на полу и кончиками пальцев появился зазор. И на том зазоре сосредоточился сейчас весь смысл жизни матвеевской.
— Мстиславский сносился с Бельским? — спросил царь.
— Не вем, великий государь. Сказывали, что Бельский в свой дом побежал и в погребе спрятался.
— Трус! — вскричал царь. — И помер как трус! Вот мои недруги, — обратился он к Малюте. — Никто Москву защищать не хотел. Сколько людей из-за них погибло под татарскими саблями. Изменники! Розыск, Григорий Лукьянович, не прекращай до полного установления истины. Я знать хочу, кто Москву пожег. На ком вина? Курбский далеко, а гнилые корешки его здесь.
Москва впервые подверглась такому тотальному уничтожению. Единый Кремль уцелел. Князь Бельский не был трусом. Тяжело раненным его в Кремль доставили.
— Чужеземцев сколько погибло! Англицкие купцы! Немчины-ремесленники. Ущерба мне нанесли изрядно, — резко произнес царь. — Так что розыск продолжай, Малюта.
Матвеева спустили с дыбы и выволокли прочь. За ним вышел царь, не ожидая, пока в застенок втолкнут следующего. Кудеяра бы Тишенкова заловить да остальных перебежчиков. Надо же такому случиться! Никто его из воевод не предупредил о скором продвижении татар. Родича царицы Марии князя Михаила Черкасского он на кол усадил по одному только подозрению в сношении с татарами. Надо бы выспросить у захваченных нехристей, которые не смогли уйти с Девлет-Гиреем: действительно ли отец покойной царицы Марии и Михаила находился среди нападавших врагов? Князь Михаил начальствовал над передовым полком. Успех обороны в большой мере зависел от действий опричных стрельцов. Князь Михаил вполне мог пожертвовать интересами России. С ней брата царицы теперь мало что связывало. Нрав князя Иоанн знал хорошо и, хотя пользовался его услугами, не очень-то высоко ценил развратного и лживого главу Опричной думы.
— Сын против отца никогда не пойдет, — заметил Малюта. — У них так не водится. И если шпики правду донесли и слух верен, то князя давно надо было удавить! Однако припомни, пресветлый государь, добром ли князь Темрюк с Девлет-Гиреем шел? Крымчаки его не раз били и сынов его в полон брали.
— Никому верить нельзя! — ответил Иоанн. — Какой он мне тесть?! Колокола татарва проклятая с церквей посбивала. Серебряного звона православных лишила. Но все одно русские воеводы виноваты. Изменою хотели меня взять.
После татарского нашествия Малюта вел розыск и днем и ночью. Царь велел ему и дьяку Андрею Щелкалову начать переговоры с Девлет-Гиреем и через шпиков уяснить замыслы не только крымчаков, но и османов. Едва успел возвратиться из Крыма царский гонец Севрюк Клавшов, как Иоанн велел Малюте вместе с Щелкаловым-старшим подробно расспросить его насчет действий Кудеяра Тишенкова, который сообщил Девлет-Гирею, что Свиная дорога на Москву свободна и на ней нет застав. Клавшова Малюта в застенок не брал. Гонец поведал, каким почетом перебежчик пользуется у крымчаков. Ходит и ездит везде вольно, одет богато, чуть ли не каждый день с ханом встречается и на пирах присутствует.
— За измену щедро платят, — зло повторял Малюта. — Того и гляди землю получит и веру переменит!
— Мстиславского надо бы расспросить, — говорил Иоанн. — Без него Москва бы цела осталась. Не может того быть, чтобы князь в стороне от этого изменного дела стоял.
— И Барымский царевич не на одного Мстиславского показывает. Федька Салтыков замешан крепко в изменных замыслах.