Путь из сельца Воробьева, куда уехал царь в начале пожара, до Новоспасского монастыря недолог. Однако, когда прискакали, Малюта посмотрел на царское окружение немного другими глазами. Слова Басманова усилили его подозрительность. Теперь он не станет якшаться с каждым, кто имеет силу, власть и деньги. Теперь он будет более переборчив. Царь по-настоящему милостив лишь к тем, кто никогда не был сумой переметной. А Басманов? Басманов с князем Андреем Шуйским да и с прочими Шуйскими дружил. Общая ненависть к Глинским сблизила их. Глинские — чужаки, и даже родство с государем не сделало положение братьев устойчивым. Мать Иоанна пожертвовала дядей своим, князем Михаилом Львовичем Глинским, ради фаворита. Постель и любовь объединяют крепче, чем кровное родство. И эта мысль навсегда запала Малюте в память. Природа с детства развила в нем способности к сыску, и он, особо не задумываясь, постоянно накапливал различные сведения и упрятывал их в глубины сознания под толстую лобную кость, где роились всякие, редко связанные друг с другом мысли.
Митрополит Макарий попросил вынести постель на воздух. Приподнявшись на локте, он благословил Иоанна и бояр, приехавших в царской свите. Перед входными воротами на монастырский двор толпился московский люд. Черные, страшные, в опаленной одежде, они стекались сюда с разных концов, надеясь на помощь. Но мало кто мог ее оказать, кроме монахов. Город дымился, узкие улицы завалили остатки стен, выброшенная наружу мебель, трупы людей и лошадей.
Лицо Иоанна искажала гневная гримаса. Еще в Воробьеве духовник протопоп Федор Бармин бросил фразу со скрытым и наверняка обидным смыслом:
— Не гнев Божий поразил твой град, пресветлый государь, а дьявольский огонь пожрал его, вызванный волшебством злодейским. Разве куски пламени не напоминают о дьявольских языках? Подобными в аду облизывают грешников.
Иоанна поразило сравнение. И впрямь в небо подымались длинные багрово-красные языки, которые иначе чем дьявольскими не назовешь. Да и как объяснить такую страшную напасть, если не чародейством?
Князь Федор Скопин-Шуйский — решительный, как все Шуйские, — прямо выкрикнул в присутствии митрополита:
— Не один я говорю, пресветлый государь, не один я! Спроси у кого пожелаешь. Чародеи вынимали у мертвых сердца, бросали их в воду и тем ядовитым настоем кропили наши дома. Оттого и вспыхнула Москва!
Малюта сомневался в существовании чародеев, однако не поделился ни с Грязным, ни тем более с Басмановым. Он считал, что огонь — дело рук человеческих. Прав Басманов: взять кое-кого в Тайницкую башню да на угольки от пожарища пятками поставить, так вся правда и выплывет. Однако он хорошенько запомнил, какую силу и убедительность имеют слухи о чародействе и как им охотно верят.
Федору Скопину-Шуйскому вторил боярин Иван Петрович Челяднин:
— Многие видели, да застращали их зажигальники. Вели, батюшка государь, произвести розыск. Поручи преданным тебе слугам. Не то до большой беды дойдем и последнее потеряем. Кого охранять Москву поставил? Кто перед тобой ответ держать должен?
Ответ напрашивался сам собой: братья Глинские. Один с матерью, княгиней Анной — бабкой государя, в Ржев заблаговременно подался, словно предчувствуя надвигающееся несчастье. Другой — князь Юрий — людишек своих в разные концы рассылает, а зачем, никто не ведает. «Смотреть за ними надо получше, — думал Малюта. — Смотреть! И доносить в Кремль — государю!»
Никто не ведает, да все думают об одном и том же. Глинские Шуйским насолили, богатому князю Юрию Темкину тоже. Захарьины спят и видят, как бы их потеснить. Они поболее Иоанну пользы принесут. И он к ним склоняется, ибо Анастасию любит и, главное, чтит. А царица род собственный изо всех сил наверх тянет. Вот и подтверждение истины Скурата Афанасьевича: кой род любится, той род и высится!
И сошлись разные интересы и разные характеры во дворе Новоспасского монастыря. Иоанн взглянул на Бармина — не будет ли противно воле Божьей? Попервости Челяднин прав. Розыск нужен, без розыска — как?
— Розыск, пресветлый государь, благое дело, — веско уронил протопоп Благовещенского собора. — Розыск к правде ведет. И Мамай правды не съел, а нынешним злодеям кишка тонка.
«Вот где содержится тяжелое ядро власти — в розыске! — мелькнуло у Малюты. — В лоб угодит — костей не соберешь!»
Иоанн, услышав про золотоордыника Мамая, вспыхнул юным румянцем.
— Быть по сему. Верных слуг назначим. — И тут же поправился: — Сам назначу! И розыск учиню!
Прежде и глубже Малюты этот совсем молодой человек понял спасительную роль розыска для обширной его державы. Он долго прощался с митрополитом и желал ему поскорее избавиться от удушливой хвори, потом поспешно сел на коня, жестко и безжалостно наступив на подставленные ладони Малюты, и выехал медленно за ворота. Черный люд — в полном смысле слова: черный от копоти и сажи — стоял на коленях по обеим сторонам дороги, воздевая руки к государю. Конные стрельцы ограждали Иоаннова аргамака, не позволяя убогим выползти под копыта. То там, то здесь раздавались возгласы: