Малюта Скуратов. Вельможный кат

Через день после событий в Арской башне Иоанн велел рвануть главный подкоп. Поднятая до небес земля, обломки строений, камни, горящие бревна и даже люди были подброшены вверх с невероятной устрашающей энергией и падали вниз губительным водопадом. Ничего подобного никто раньше вообразить не мог. Тишина не успела воцариться, как грянул новый взрыв чуть ли не громче первого, и доблестные войска, позабыв, что и воины смертны, ринулись на приступ. Воля казанцев к сопротивлению поборола страх, и они, смирив себя, ждали удобного момента, то есть приближения передовых и самых отчаянных, чтобы начать стрельбу. В русских полетело все, что способно было преодолеть закон земного притяжения: стрелы, пули, ядра, камни. Тьма еще гуще закрыла взбудораженное, подернутое покрывалом из густой пыли небо. Кипящий вар, тяжеленные бревна, куски стен катились навстречу русским, бросившимся в пролом. Гибли сотнями, тысячами, но промедление было смерти подобно. Если бы передовые отряды не пожертвовали собой, то к праотцам отправилось бы неисчислимое количество храбрецов и никакой казне не хватило бы богатств прокормить жен и детей усопших, если поверить в обещания Иоанна. Штурм стен в таком виде мог существовать как военное действо лишь в средние века, когда жизнь человеческая представляла собой отрицательную величину: с ней никто не считался. Нижние подталкивали успевших забраться наверх, рвы гатили телами, и трупы представляли собой заслон пулям и стрелам. Рукопашная — самый бескомпромиссный вид боя — была чуть ли не единственным тактическим инструментом борьбы. А в рукопашной русский человек неодолим. Но надо его довести до рукопашной.

Дикая свалка царила на улицах города, куда ценой огромной крови втеснились — какое прекрасное слово: втеснились! — вперемежку татары, и русские. Первые держались крепко. Уже не шла речь об их спасении и свободе родных и близких. Здесь шла речь о мужестве — даже не о силе и мощи наступающих и обороняющихся, а именно о мужестве: кто кого одолеет в единоборстве. Вот бежит навстречу врагам пронзенный русской стрелой татарин, и в каком-то молниеносном порыве достает кривой, обагренной кровью саблей не успевшего отскочить противника, и падает, унося в царство смерти еще одного. Вот русский витязь, иссеченный кинжалом, в зверином объятии душит выхваченного из расстроенных татарских рядов высокого юношу, одетого в яркий халат и защищенного блестящими доспехами, которые и становятся под безумным натиском витязя причиной его гибели. Едигер со свитой вынужден сам вступить в сражение.

Казань пласталась в развалинах. Ее сверкающая красота и богатство отвлекли нападавших, и они, перестав разрушать, кинулись грабить. Грабеж — занятие увлекательное. Ведь надо рассмотреть, что берешь, — только успевай растопырить гляделки и оценить. Угнанные позднее обозы свидетельствовали, что хоть и хватали в каком-то чаду, но вещи присваивали небесполезные. Впрочем, татары бесполезные предметы в домах не держали. У них все с толком было устроено — хорошо и удобно. Особенно посуда русским нравилась, взоры их притягивали разноцветные ткани и ковры. Татары мастера и сами делать, и привозить купленное со всего света. С казанского разорения многие усовершенствования в быту на Руси пошли. Форма изделий, к примеру, стала мягче, пластичнее, поверхности — колоритнее, разнообразнее мотивы, причудливей орнамент. Поверженная Казань в каком-то смертельном броске переместила в Московию яркие свои всходы, изумлявшие позднее европейцев. Массовый грабеж превратился в культурное пришествие и довольно быстро повлиял и на духовный и на материальный облик государства Российского. Связь Казани и Москвы с той поры уже была неразделима.

Но сейчас грабеж и бессмысленная погоня за узкоглазыми и гибкими красавицами вынудили передовых воевод усомниться в неотвратимости успеха. Разъяренные татарские воины донельзя усилили сопротивление. Даже мертвые сражались, мясом и костями преграждая путь завоевателям. Русские дрогнули и побежали, оставляя сечу и забыв о призывах царя и данных клятвах.

III

Басмановский отряд, засевший в Арской башне, внезапными вылазками крепко помог стрельцам Воротынского. А когда начался грабеж, Басманов велел Малюте ловить разбойников и мародеров, которые не о триумфе русского оружия думали, а о наживе. Прячась за спинами воинов, торговый люд, приехавший из Свияжска в надежде разбогатеть, проникал в развалины, выгребая оттуда, что только удавалось. Слуги их стаскивали добычу в русский лагерь. За несколько часов какой-нибудь убогий кашевар или лекарь превращался в Креза. Никто не умел прекратить хаос.

— Скачи к Воротынскому, — приказал Малюта брату Василия Грязного Григорию, — пусть шлют подмогу. Вишь, как наши пустились наутек. А все воровство подводит! Того и гляди, не удержимся.