Малюта Скуратов. Вельможный кат

Еще задолго до покупки дома на Берсеневке и женитьбы Малюта мечтал о собственном хозяйстве. А когда Бог послал ему Прасковью и она затяжелела, то дела с обзаведением пошли быстрее. Вообще, Малюта не любил попа Сильвестра, потому что тот принадлежал к умникам, но жить ему и устроить дом хотелось, как ни удивительно, согласно рекомендациям Иоаннова наставника. Однажды Малюта подслушал Сильвестровы речи перед походом на Казань, когда Иоанн собирался впервые на долгий срок оставить царицу Анастасию в Москве. Случилось это вечером в Столовой комнате, перед тем как царь собрался в опочивальню. Пламя свечи почему-то светилось красноватым, и все предметы окутывала жаркая плывущая сизая дымка, отливающая багровым. Иоанн сидел, откинувшись, в деревянном кресле с высокой узорчатой спинкой и, казалось, дремал, опершись на подлокотник и прикрыв ладонью глаза, а Сильвестр стоял поодаль и пятерней постукивал по столешнице, будто помогая себе вбивать собственные мысли в голову Иоанна. Голос у Сильвестра звучный, глубокий, а телом он маленький, щуплый.

Память у Малюты — как пергамент у летописца: что начерталось на ней, то никогда не стиралось. Запоминал он накрепко, навсегда. А для собственной нужды — тем более.

— Вот ты, государь, уходишь воевать Казань, покидаешь молодую жену, — говорил Сильвестр, — правителем Москвы оставляешь князя Владимира Андреевича Старицкого. Однако царица не безмолвное существо!

Малюта в темноте сеней усмехнулся. Знал бы Сильвестр, кого назначил государь присматривать за правителем. Иоанн не шелохнулся и продолжал сидеть как изваяние из мрамора. Скульптуры из этого камня уже были известны в России.

— И она голос имеет. Царица! Слово какое красивое. Переливается под солнечными лучами, как изумруд.

Иоанн просто таял от Сильвестрова елея. Он находился как бы в полузабытьи. «Ушлый поп, — подумал Малюта, — знает, с какого бока подъехать». Государь только что расстался с Анастасией и весь был во власти ее чар. С каждой неделей он влюблялся в жену все сильнее и сильнее. Малюта примечал, каким огнем загорался взор Иоанна, когда он смотрел на царицу. Нет, тут шутить опасно. Кто против Анастасии и ее братьев пойдет, тому головы на плечах не сносить.

— Но царица молода, и ее душевную мягкость и доброжелательность захотят обратить во зло твои враги, государь.

Иоанн поднял голову и изменил позу. Теперь он сидел в кресле, напряженно выпрямившись.

— Что означают сии угрозы, иерей?

— А вот что! Ты должен, государь, остеречь царицу от дурных умыслов. Нельзя ей слушать всякие безлепицы, и пусть не верит каждому, кто может и напраслину возвести на верных слуг! Негоже великой царице подозревать по пустякам их и доносить тебе того, чего твой слух недостоин.

— Государь должен все знать.

— Ты еще сам очень молод, пресветлый государь. Успеешь наслушаться. Все твои наставления жена обязана выполнять как следует. А ежели проявит своеволие, то наказать ее надо примерно.

Иоанн резко вскочил и забегал по комнате:

— Наказать примерно?! Да ты, иерей, спятил!

— Не пожалеть бы тебе о собственных словах, пресветлый государь!

«По острию ножа идешь, — захотелось Малюте крикнуть. — Ты разве не понимаешь, с кем готов поссориться из-за дурацких поучений? Да разве царю позволено противоречить, смерд!»

Но Сильвестр продолжал гнуть избранную линию. Он будто не ощущал опасности.

— Богу угодно, чтобы жены мужей спрашивали обо всяком благочинии и во всем им покорялись. Даже и в церковь ходит жена по совету с мужем, ежели предоставляется такая возможность.

— В церковь?! — вскричал Иоанн. — В церковь?! И это утверждаешь ты, служитель Бога?!

— Да, в церковь. И по твоему совету и с твоего соизволения.

— А ежели я запрещаю?

— Жена не имеет права ослушаться мужа. А за неправедный запрет ты перед Богом ответишь.

Иоанн замер, как громом пораженный. Малюте мысли умника Сильвестра весьма пришлись по сердцу. Он не раз их потом повторял Прасковье. Со временем Малюта настолько с ними сжился, что запамятовал, кому они изначально принадлежали.

Так, наставляя Иоанна, Сильвестр, совершенно того не желая, воспитывал будущего главного опричника и отца царицы Марии Годуновой.

— Но ежели жена по мужнему поучению не живет? — спросил Иоанн, низко опуская лоб с парчовой повязкой, подхватывающей длинные прямые волосы. — Ежели она идет поперек мужу? Что тогда?

Его что-то мучило, глубоко затаенное и невысказанное. «Не все, наверное, гладко у тебя с голубкой», — мелькнуло у Малюты. Иоанн снова откинул голову и вперил взор в Сильвестра. Но тот не отступил, не заколебался и не испугался, как иные, когда на них устремлял взгляд царь. Малюта наблюдал подобные сцены не единожды.

— Вот что я тебе ответствую, государь пресветлый. Ежели твоя жена по твоему мужнему поучению не живет, то тебе придется поучить ее, хоть и с любовью и благорассудным наказанием.