Малкут

- Странное название, - заметил Русинский, рассматривая цвет застывшей на пальце капли - цвет напоминал крепко заваренный чай.

- А ты выпей его, - бросил Дед.

Выпив, они несколько минут сидели молча. Русинский почувствовал, что темнота вокруг него расступается, но не так, как происходит, когда глаза привыкают к темноте. На самом деле темноты не было. Пространство заполняли странные движущиеся объекты. Одни были похожи на мыльные пузыри, только длинные и вытянутые; колыхаясь в воздухе, они проплывали в разных направлениях, и все сияли изнутри. Неясные тени, едва различимый шепот стоял вокруг. На миг показалось, что мир состоит лишь из этих разреженных образований, фигур без формы и вида - "sine visu atque forma", слово в слово, как говорилось в одном каббалистическом манускрипте, который случайно всплыл в его памяти или воображении, - Русинский не разобрал. В этом царстве неопределенности люди, деревья и дома казались чужими, подавляя своей неприступностью, будто зрелище высоких гор.

Русинский заметил, что давно лежит на спине строго параллельно земле, только на высоте около пятидесяти сантиметров над заснеженной почвой. Вдруг раздался голос Деда. Голос доносился не справа, не слева, не с других сторон, а прямо в голове.

- А зоф. Пора, - сказал Дед. (A sof - заканчивай, хватит (идиш)).

С некоторым удивлением Русинский заметил, что его ноги медленно поднимаются, тело как бы раздваивается, - тело, к которому он так привык за свои годы, оставалось лежать на земле, и от него отделялся его тень, более прозрачная, сиявшая как лунный свет. Он видел происходящее как бы стороны и понимал, что в любой момент может вернуться в одно из своих тел, и в тот же миг тонкая эманация исчезнет, снова спрятавшись внутри кожи, костей и мышц.

Но думать об этом не хотелось. Тонкая часть его тела отделилась от своей плотной упаковки. Русинский осознавал, что гораздо большей частью принадлежит к этой тени, отбрасываемой невидимым солнцем, которое - он точно знал - светит где-то рядом, несмотря на хмурое утро, которое все - обман, мистификация, как и он сам, и все его тела, сколько бы их ни было, и все окружающее, и все, чем можно его воспринять - настоящее было где-то рядом и очень далеко, но все живое вращается вокруг этого Солнца, увидеть которое можно лишь в минуты очень сильного экстаза или невыносимого страдания, - не сомневаясь в этой догадке, подумал он.

Они парили в воздухе. Это вовсе не напоминало парение космонавтов в невесомости, стукающихся об углы и предметы. Пространство вокруг было ясным и свободным - родной средой обитания. Они перебросились парой фраз, но, скорее всего, звука в привычном понимании не было: мысли направлялись напрямую от одного сознания к другому.

- Именно так в древности передавали основное знание, - сказал Дед. Прямая передача представлений. Когда ученик возращался в физическое тело, он становился Дважды Рожденным.

- Да, так эффективнее, - сгласился Русинский.

- Можно было бы слетать куда-нибудь в Америку или в глубокое прошлое, или в будущее, но времени нет.

Русинский блаженно подумал о расстоянии и границах, которые ничего теперь не значили, вместе с той сворой, что создала их, и властвует над ними, но голос Деда вернул его к тому, что происходит на обратной стороне размышлений:

- Стоп. Гости.

Русинский едва удержался, чтобы привстать. Зрелище завораживало. Густой бледно-серый поток волной надвигался к четырехугольным стенам скотомогильника, словно нечаянный луч Луны проникал в прокуренную комнату. Вскоре поток разлился в две стороны, окружил могилы кольцом. Русинский заметил, как из общей массы отделились очертания человеческих фигур. Все они не проронили ни звука. От толпы отделились четверо и прошли к железным люкам, остановились каждый напротив одного и точно по команде произнесли долгие тянущиеся в воздухе заклинания, состоявшие главным образом из гласных.

- Это Сензар, - раздался шепот Деда. - Древний священный язык. Его раньше все маги планеты знали.

Из люков потянулся свет, такой же бледный и серый. Четверо помогали потоку пассами рук, пока лившиеся из могил струи не излились на землю, собираясь в подобие тумана, сгущаясь в шарообразный ком. Вдруг из туманного шара вышело одно существо, за ним - другое, третье, четвертое... Русинский насчитал двести существ - и это, вне сомнений, были кони всех известных ему мастей и пород. Они вышли из загона, собрались в поле и мирно стояли, прядая ушами и мотая гривами. Тени очень быстро рассредоточились, запрыгнули на спины коней, и устремились прямо и покато вверх.

- Скорее! - крикнул Дед. - Запрыгивай! Уйдут, козлищи!