Мало избранных

Ренат отбросил его ударом кулака в челюсть и вывалился из кибитки.

Барахтаясь в шкурах, что задымились от углей, Ваня путано поднялся и тоже выскочил из кибитки, волоча за собой какое-то покрывало.

Касым бежал от кибитки к реке – вниз по лёгкому уклону берега. Иртыш призрачно и просторно светлел в темноте шевелящимся ледоходом, а в чёрном небе мерцали джунгарские созвездия, перекрещиваясь, будто следы степных колесниц, – никто не знал их древних названий. Ренат погнался за бухарцем, но поскользнулся и упал – и этого промедления было достаточно, чтобы Ваня долетел до штык-юнкера и снова набросился на него.

– Не трожь его! – хрипел Ваня, пытаясь обломать плечи Рената.

Ренат в бешенстве стряхнул Ваню и молча всадил нож ему в рёбра.

Ваня задохнулся – не от боли даже, а от странного ощущения огромной дыры в себе, от отсутствия самого себя там, где он должен быть, – и ноги его подогнулись. Прижав ладонь к раскалённой ране в боку, Ваня опустился на колени, а потом ему очень-очень захотелось лечь лицом в снег. «Куда побежал бухарец? – теряя мысли, успел подумать Ваня. – Он надеется уплыть?.. Хорошо бы – уплыть… Там прохлада, а здесь палит пламень…»

Но Ходжа Касым и не помышлял бросаться в талую воду. Он мчался к всадникам, что не спеша двигались берегом реки по направлению к юрге. Первым на белой верблюдице ехал нойон Цэрэн Дондоб.

– Нойон! Господин! – закричал Ходжа Касым по-монгольски. – Защити!

Каанары Цэрэн Дондоба увидели, что на них из темноты сломя голову несётся какой-то растрёпанный человек. Каанары сразу опустили пики с пышными хвостами, не подпуская бегущего к нойону. Однако человек ловко увернулся от широких наконечников, одним прыжком очутился возле белой верблюдицы и почти повис на стремени Цэрэн Дондоба.

– Защити меня! – отчаянно кричал он. – Нойон Цэрэн, сын Батура, потомок Чороса! Я знаю то, чего ты не знаешь!..

– Кто ты? – недовольно спросил нойон, движением руки останавливая каанара, который уже замахнулся пикой, чтобы заколоть нечестивца.

– Я торговец Касым из Бухары, гость зайсанга Онхудая!.. Прикажи своим воинам схватить человека, который напал на меня!

Касым указал куда-то назад в сторону кибитки. Кибитка горела костром, в темноте освещая лёд на пологом склоне берега.

– Что ты хочешь мне сказать? – не обратив внимания на просьбу, сверху надменно спросил нойон. – Чего я не знаю, а ты знаешь?

– Я знаю о сговоре Лифаньюаня с русскими!

Цэрэн Дондоб ощерился. Всюду тайные козни китайцев!

– Свяжите бухарца и того, кто гнался за ним, – бросил нойон каанарам.

А Ренат понял, что Касым для него теперь недосягаем. Ренат разглядел нойона: значит, убийство сорвалось, и всё кончено. И Ренат вдруг ощутил облегчение – огромное и разрушительное. Да, он погиб. И Бригитта, скорее всего, тоже погибла. Но больше не надо бороться, не надо предавать и ждать предательства. Пусть будет как будет. Ренат увидел, что от нойона к нему поскакали несколько всадников. Он встал прямо и бросил нож.

Цэрэн Дондоб не дожидался, когда каанары приведут того, кто гнался за бухарцем, и продолжал путь к своему стану. Тяжело дыша, бухарец покорно бежал трусцой у стремени Солонго. Нойон надеялся, что этот ничтожный человек принёс ту подсказку, о которой он, великий ойрат от кости Чороса, просил судьбу через лам Доржинкита. Цэрэн Дондоб самым тщательным образом обдумал положение дел и не нашёл ошибок в своих решениях, но почему же тогда его душу разъедает гнетущее неудовольствие? Значит, изъян рассуждений незаметен изнутри событий, и нужно какое-то указание извне.

Котечинеры уже приготовили юрту нойона: разожгли очаг, расстелили постель, поместив в неё для тепла жаровню, и засветили лампады. В котле доваривалась баранина, виночерпий держал бутыль со свежим тарасуном. Цэрэн Дондоб затеплил свечки-кюдже у бурханов и, кряхтя, устало сел возле огня. Толойчи сразу протянул нойону длинную трубку с тлеющим табаком.

– Сэргэлэн, позови бухарца, – сказал Цэрэн Дондоб придвернику-удечи.

Касым переступил порог, не задев его ногами, благоговейно коснулся ладонью стенки юрты и поклонился, прижав правую руку к сердцу, а левой рукой приспустив правый рукав до локтя. Нойон ответил сдержанным кивком. Касым помнил, что у степняков считается неуважением стоять, когда более значимый человек сидит, поэтому он без приглашения прошёл к очагу, но в самое скромное место, и сел в смиренной позе «сухрэх», положив руки на колени. Нойон внимательно наблюдал за действиями бухарца.

– Ты знаешь обычаи и почтителен, – сказал он. – Можешь говорить.

И Ходжа Касым снова принялся излагать историю губернатора Гагарина и посланника Тулишэня. Цэрэн Дондоб попыхивал трубкой и глядел в огонь очага. Морщинистое, старое лицо его не отражало никаких чувств.

Касым завершил рассказ, тронув лоб двумя пальцами, и замолчал.