Мало избранных

Семён Ульяныч уткнул ружьё прикладом в пол и шомполом трамбовал в стволе заряд, высоко воздевая руку, словно что-то подшивал иглой с длинной нитью. Ваня положил ружьё дулом в бойницу и осторожно сыпал порох из рожка на открытую зарядную полку. В полосе солнечного света Семён колупал ножом в замке ружья Леонтия, меняя треснувший старый кремень. Маше казалось, что родные люди вокруг заняты не войной, а какими-то домашними делами: налаживают кросны или мастерят новое седло. Маша понимала, что её жизнь зависит от спокойствия, сноровки и храбрости этих мужиков – отца, братьев, Ваньки, дяди Ерофея, шведа Табберта… И Маша безоглядно верила в них: они такие сильные, такие умелые, такие добрые! Вера умножала любовь, ведь здесь собрались те, кого она любит. Здесь рядом с ней тот, за кого она хочет выйти замуж. И эта башня – вовсе не башня, а храм, и бой – на самом деле не бой, а венчанье.

Маша отвернулась к стене щипать паклю на пыжи, и взгляд её прошёл сквозь бойницу, вбирая в себя простор распахнутого мира: реку, луга, облака. А на реке, на широком Годуновском перекате, она вдруг увидела два дощаника, засевших на мели. Вокруг судов суетились люди. Маша и не сразу осознала, как важно то, что она видит. Сердце её словно сорвалось.

– Батюшка, на Тоболе дощаники! – взволнованно крикнула она.

Семён, а потом и Ваня подбежали к бойнице, затем приковылял Семён Ульяныч и растолкал всех. Святы боже! Два русских судна!

– Кого ж сюда черти занесли? – поразился Семён Ульяныч.

Маша переводила засиявшие глаза с отца на брата, с брата на Ваню.

– Какая разница, кого? – сказал Семён и перекрестился. – Господь нам подмогу прислал!

На ярус друг за другом снизу поднялись Леонтий и Табберт.

– Леонтий Семёныч, капитан Страленберг, там наши! – оглядываясь на них, сообщил Ваня, почему-то испытывая какую-то неловкость.

Леонтий и Табберт поторопились к бойницам, обращённым на запад.

– Никак, Сенька, ты чудо вымолил, – с уважением сказал Леонтий.

– Бог помогать проявителям храбрость! – гордо заявил Табберт.

– Рано в пляс пустились! – наперекор всем проскрипел Семён Ульяныч. – Они нас не видят! Мы далеко.

– Следует подавание знака совершать!

– Стрельбу они не услышат. У них вода шумит.

– Дым? – предположил Леонтий.

– А как?! – рассердился Семён Ульяныч. – Шапку на палке запалить?

Маша смотрела на братьев теперь уже с отчаяньем.

А Ваня сразу начал думать о сигнале. Он взвесил все возможности – и не нашёл никакого иного способа оповестить о себе.

– Надо поджечь другую башню, – спокойно сказал он.

Это и вправду был выход. Горящая башня – такой костёр, что за пять вёрст заметят. Башни находятся на достаточном расстоянии друг от друга, и огонь не перекинется. А грузные дощаники будут ползти через длинный перекат ещё долго, башня успеет разгореться до неба.

Леонтий, Семён и Маша смотрели на отца: что скажет?

– Башня – дело, – наконец уронил Семён Ульяныч.

– А как туда добраться? На земле – степняки.

– По боевому ходу, – ответил Ваня. Он уже и об этом подумал.

Ремезовы и Табберт посмотрели в проём двери на полуразрушенный и ветхий боевой ход, прилепившийся к частоколу.

– По этому мосточку? – усомнился Леонтий. – По нему не пробежишь. А ежели по шажку ползти, степняки стрелами снимут.

Ваня повернулся – глаза в глаза с Семёном Ульянычем.

– Дай кольчугу, – попросил он. – И я пройду.

– Ванька! – ахнула Маша.

Семён Ульяныч, опираясь на палку, вперился в Ваню, словно изучал противника перед тем, как броситься в последнюю схватку.

– Я не хуже Петра Семёныча могу, – добавил Ваня.

Леонтий и Семён молчали. Им было ясно, о чём Ваня спорит с отцом. И в этот спор не надо было вмешиваться.

– Ладно, – выдохнул Ремезов. – Дам.

Он тяжело повернулся и поковылял к свёртку с кольчугой.

– Ерофей! – крикнул он наверх. – Спускайся живо!

Леонтий хлопнул Ваню по плечу:

– Мы тебя пальбой поддержим, Иван.

Маша отступила, словно между ней и Ваней появилась невидимая стена. Однако Ваня сам шагнул к Маше. Он полез за ворот и вытащил золотую пайцзу на шнурке, снял её, взял Машу за руку и вложил пайцзу ей в ладонь.

– Сохрани, Маша. За неё Ходжа Касым погиб.

– Ты вернёшься! – сказала Маша так, словно ненавидела Ваньку.

– Вернусь, – кивнул он.

Джунгары перед башней уже изготовились к новому приступу, как вдруг остановились, удивлённые странным зрелищем. В боковой двери на среднем ярусе башни появился человек в ржавой кольчуге. Цепляясь за острия кольев, он медленно и осторожно двинулся по мосткам вдоль частокола к другой башне. Он проверял ногой прочность пути перед собой и даже не пытался чем-либо защититься. Лучшей цели и придумать никто не смог бы. Этот безумец на частоколе – мишень для состязания в меткости. Лучники оживлённо засуетились: меняли положение, чтобы удобнее было стрелять.