Мало избранных

На поляне Айкони наблюдала, как Пантила и Емельян спускают лодку на реку и проверяют, держит ли воду смоляная конопатка. Айкони понимала, что калданка повезёт её на смерть, и смотрела на неё как на плаху. Она очень надеялась, что Покачей и Епарка сейчас вернутся и тотчас разрежут на ней верёвки. Тогда она побежит в тайгу, и никто её уже не поймает.

Кусты закачались – кто-то там шёл, и на поляну вместо вогулов вдруг вывалился Новицкий. Никто его сразу и не узнал. Он припадал на одну ногу и двигался кособоко, словно окривевший медведь. Ржавая кольчуга казалась лишайником, будто Григорий Ильич оброс, как мёртвое дерево. Чёрно-седая щетина превратила его лицо в звериную морду. Ввалившиеся глаза глядели из ям с такой тоской, с таким нечеловеческим отчуждением, что этот взгляд уже никто не смог бы выдержать. Даже серьгу Новицкому где-то оборвало, и по шее текла кровь из разодранного уха. Григорий Ильич держал в руке саблю – саблей он прорубал себе дорогу в зарослях.

– Григорий! – изумлённо охнул отец Варнава.

Владыка распрямился, тревожно всматриваясь в Новицкого.

Пантила и Емельян поспешили от реки на поляну.

– Гриша, ты кольчугу отыскал? – ещё издалека крикнул Пантила.

Новицкий не ответил ему, даже не услышал его вопроса. Покачиваясь, он остановился напротив владыки.

– Ты ли это, Григорий Ильич? – тихо спросил Филофей.

Новицкий направил дрожащий конец сабли на Айкони, и Айкони сразу заёрзала, в ужасе отползая назад.

– Володыка, я Аконю з собою забраты, – прохрипел Новицкий и перевёл конец сабли на калданку. – И чолон тэж забраты.

– Опомнись! – строго и твёрдо ответил владыка.

Новицкий жалко усмехнулся, полез к горлу и вытянул из-под кольчуги гайтан с нательным крестом. Рывком оборвав крест, Новицкий прижал его к воспалённым губам, а потом наклонился и положил к ногам владыки.

– Тобы выддаю, – сказал он. – Выдтэпэр сэбэ с Хрыстом розлучаэ.

Владыка, не веря, покачал головой:

– Не ты говоришь!

– Нэмаэ боле полховныка Хрыхорья Новыцкохо, владыко, – с горечью произнёс Новицкий. – Я ужо нэ вон. Аконю забраты, и ийдэ.

– А кто тебе её отдаст? – вдруг дерзко и громко спросил Емельян.

В руке Емельяна тоже была сабля.

– А хто мэны еи взяты помэшаэ? – развернулся Новицкий. – Ты?

– Знамо, я, – нагло оскалился Емельян.

– Не надобно того, Емельян Демьяныч, – попросил владыка.

– Лучше помолись за него, отче! – ухмыляясь, посоветовал Емельян.

Новицкий и Емельян закружились друг вокруг друга, выставив сабли и примеряясь для нападения. Даже на вид Новицкий уже проигрывал Емельяну – хромой, неуклюжий, какой-то растопыренный, как птица со сломанным крылом. А Емельян был ладным и крепко сбитым. Он ловко прокрутил саблю через ладонь, устрашая противника. Ему было весело.

– Эх, Гришаня, как тебя немочь-то развалила, – недобро подзуживал он. – Краше в гроб кладут!

Новицкий атаковал, и Емельян гибко отклонился, уходя из-под клинка.

– Григорий, в тебе бес! – вставая во весь рост, крикнул владыка.

– Бросай сабельку! – не унимался Емельян.

Новицкий снова атаковал. Сабли встретились с хищным шелестящим звоном, замелькали и засверкали. Емельян явно испытывал Новицкого, а у Григория Ильича на губах появилась пена. Отец Варнава беззвучно шептал молитву. Айкони смотрела как заворожённая. Движения сражающихся будто отзеркаливали друг друга в обратных разворотах, и было страшно от той ярости, что наполняла упругой силой плечи и локти соперников. Защиту сменяли натиски; клинки описывали блистающие дуги или на миг застывали в скрещении пылающими звёздами; рассечённый воздух свистел. Новицкий бился не в шутку, и Емельян озверел и заледенел, когда почуял это.

– Не надо, Емеля! – упрашивал Пантила, мечась за спиной Емельяна. – У Гриши Ермакова кольчуга!..

– Труха, а не доспех! – прорычал Емельян и в выпаде рубанул Новицкого поперёк груди.

Сабля Емельяна звякнула о ржавое железо кольчуги и лопнула пополам. Григорий Ильич тотчас скользящим ударом умело полоснул Емельяна по открытой и подставленной шее – и отскочил. С его клинка падали в траву раскалённые алые капли. Емельян замер, зажимая ладонью страшную и смертельную рану – меж пальцев вскипела кровь, – и потом упал на колени, стискивая бесполезный обломок сабли. Владыка, Пантила и отец Варнава не могли оторвать взглядов от Емельяна. Служилый рухнул лицом вниз.

– Господи!.. – простонал отец Варнава.

А Новицкий уже держал Айкони за шкирку, будто щенка. Никто не успел заметить, как он схватил её, как разрезал путы на ногах и руках.

– Что же ты, Гриша?.. – беспомощно прошептал владыка.

– Я не Хрыша! – чужим утробным голосом ответил Новицкий. – Прощай, володыко!

Он потащил Айкони к берегу, ногой столкнул калданку на воду, бросил в неё свою пленницу, подобрал весло и запрыгнул сам. Не оглядываясь, он мощно загрёб, и лодка полетела по реке.