Мало ли что говорят

Соня машинально открыла ящичек «парты», за которой сидела, и, запустив руку, извлекла оттуда… фантик от конфеты и тетрадный листок с рожицей, обрисованной психоделическим орнаментом. На душе почему-то стало легко и хорошо. Видимо, тот депутат (сенатор, конгрессмен или как их там) – нормальный человек. Если посреди невменяемой казуистики заседания нашёл время и желание съесть конфетку и нарисовать рожицу. И ещё он, наверное, думал, как в выходные будет строить новый вольер собаке, сажать дерево, пить текилу с любимыми и любящими людьми. Во всяком случае, в это время он точно не думал о войне. Пусть даже за независимость.

Бог – остроумный старикан – его шутки всегда к месту. Соня показала Джиму и Джею рожицу. Сенатор шутливо-укоризненно покачал головой. Джим улыбнулся, а Майкл с Джошем громко загоготали. Последний даже поинтересовался у Джея, можно ли во время заседаний стирать носки в тазике. Джей не понял, о чём тот, но натренированно улыбнулся на всякий случай.

– Народ штата Массачусетс может спать спокойно. Мы в надёжных руках. Я тоже люблю сладкое… – резюмировала Наташа.

Через минуту мемориальный зал Кеннеди опустел.

И пусть земля Джону Фицджеральду будет пухом. В любом случае.

Джей провёл своих гостей в очередное «музейное» помещение с круглым столом. Стол был не такой большой, как в зале заседаний, а пол был выложен разноцветной плиткой.

«Ага! Так вот откуда рисунок на галстуке Джея!»

В светлом, из-за большого количества высоких окон, помещении – всё вместе смотрелось неплохо. Ниши с бюстами отцов-основателей отсутствовали.

Принесли чай, кофе, бутерброды и даже конфеты. Состоялось персональное бостонское чаепитие.

Все они – Джей, Джим, Майкл и Джош и, разумеется, Наташа – очень любили свой город. И этим нельзя было не проникнуться. Дружелюбные люди. Много прекрасных парков, несколько музеев, что называется, международного значения – Музей изящных искусств, Музей науки, Музей Изабеллы Стюарт Гарднер. Его жители предприимчивы – пока Нью-Йорк боролся за звание центра коммерческой деятельности, Бостон спокойно занял место культурного центра. Гарвард – один из лучших университетов мира. Есть ещё Бостонский университет, Тафтс и Массачусетский технологический университет. Здесь около семидесяти колледжей – самое большое количество учебных заведений в США. А о бостонской медицине ходят легенды. С этим городом связаны имена Эдгара По, Уинслоу Хомера, Самуэля Морзе, Генри Лонгфелло, Курта Воннегута и многих-многих других. Да, его основные достопримечательности связаны с войной, но назовите хоть один более-менее значительный город, чья история не была с ней связана.

Соне нравились здешние люди, не чуждые самоиронии. Например, вывеской одной из кофеен в самом центре города служит позолоченный чайник ёмкостью около девятисот литров. И здесь никогда не услышишь: «Понаехали тут!»

«Этот город – член моего карасса. А значит, и его люди – тоже. И даже его «плотоядные» белки-ворюги!

Кстати, неплохая мысль – пойду сейчас покормлю их пончиками. А с остальным пусть разбирается местная санэпидемслужба. Каждый делает то, что должен. Джей сенаторствует. Валера лечит. Алла программирует. Наташа изучает и популяризирует историю. Майкл обучает студентов BU славянским языкам. Джош… Он везде и всегда на своём месте. Ну а мне сейчас положено покормить белок пончиками и отправиться домой…»

* * *

Попрощавшись с любезным сенатором, вся компания вывалилась на улицу, делясь новыми впечатлениями и перебивая друг друга.

Соня сказала своим друзьям, что уже не в силах сегодня более культурно развлекаться, отказалась от любезных предложений подвезти и, пожелав им приятного воскресенья, отправилась в «утреннее» кафе за пончиками.

Белки трапезничали очень аккуратно и совсем не были похожи на тех зловещих рыжих тварей из Сониного сна, увиденного на парковой скамейке. Милые грызуны, несчастные уже только тем, что вместо леса вынуждены ютиться в парках «колыбели американской революции».

От Park-Street до Бруклайна она дошла пешком. Это, примерно, как от здания ТАСС до Бородинской панорамы. Вечером Соня была дома.

Дома…

Единственное, чего ей хотелось всеми силами души, – это оказаться в том вневременье и внепространстве, где один ясноглазый прораб, который, как и Джош, всегда на своём месте, вновь и вновь, успокаивая её и растирая синяки, полученные от стен и косяков, укладывает её в постель, приговаривая: «Малыш! Тебе больше некуда спешить – ты дома». Дома… Соня хотела к нему. «Он» и «Дом» – это даже не синонимы. Это – тождество. Для тех, кто понимает, что «Он» и «Дом» – это не совсем то, что мы привыкли полагать на сей счёт. Поэтому…

«Какой чёрт мне тут поёт в уши!»

P.S.