Мало ли что говорят

Жил себе пастор, не тужил, да добра особо не нажил. А тут дочурки подросли. Бетти было девять, а её сестре Абигейл – двенадцать, когда они, ни с того ни с сего, вдруг начали подолгу биться в судорогах и выкрикивать всякие пакости, то плача, то хохоча. Весьма вероятно, что у них была обычная подростковая истерия – менархе[52] вот-вот должно было наступить, или же спорыньёй отравились – теперь уже не узнает никто. В общем, взять бы пастору ремень да надавать дочуркам по мягкому месту, ан нет… У того в голове «родилась мням-мням мысль». Видимо, Богом зароненная, как же ещё? И поднялся он на гору Си… пардон, Салемскую и возопил на манер бабки из Винницкой области: «Поробылы!» И объявил причиной внезапной хвори малолетних паршивок колдовство. «Колдовство и точка! К гадалке не ходи!» – во всеуслышание объявил пастор. Однако «за базар» ответ держать надо. А кто его будет держать? Вопрос с виду непростой. Но эта история – не детектив. Скорее «деревенские разборки» в духе Золя. Так что девочки-истерички кроме всякой пошлятины начали вдруг, ни с того ни с сего, выкрикивать ещё и имена горожан. Скорее всего тех, что имели неосторожность сделать им ранее пару замечаний – просили в скатерть не сморкаться, конфету зажилили или ещё чего в таком же духе.

Стали поначалу «рядить», да недолго. «Судить» – оно завсегда сподручней. А уж от имени Бога, да с нотариально заверенной «генералкой» – свидетелей полные залы набивались. Основным критерием достоверности свидетельских показаний малолетних пасторских дочек являлось наличие конвульсий. Возникают судороги у отроковиц во время дачи этих самых показаний? Значит, нечистая сила говорить мешает. Следовательно, обвиняемый виновен! Железная логика.

Очень скоро «процесс» принял лавинообразный характер. Девчушек стали возить по окрестным городкам и весям для выявления «ведьм» и «ведьмаков». Над всеми жителями округи нависла угроза обвинения в колдовстве со стороны недоброжелателей. Девочкам уже и конфеты носили, и обещали фамильные скатерти в качестве носовых платков – никакие посулы не помогали. Они вошли во вкус. Единственным способом избежать обвинения и казни – было присоединиться к толпе обвинителей и палачей. Смелых и порядочных во все времена было мало – своя рубашка ближе к телу.

За время салемской истерии погибло двадцать четыре человека – это, конечно, пыль по сравнению со средневековыми европейскими «охотами на ведьм». Ну так и век на дворе стоял почти восемнадцатый, и страна была – Америка. Методы дознания применялись патентованные, «цивилизацией» ничуть не переформированные, – фермер Джайлс Кори, например, отказавшийся отвечать на вопросы суда ввиду их явного идиотизма, скончался от разрыва внутренних органов – груз продавил ему грудную клетку. Естественно, пытали с именем Господа на «правоверных» устах.

Но внимательному читателю исторических документов кое-что может подсказать следующий факт – судили-то в основном не бедных жителей. Например, обеспеченного офицера в отставке Джона Олдена, которому на старости лет от нечего делать приспичило поколдовать. Или того же Филиппа Инглиша – владельца морской пристани, флота из двадцати кораблей и четырнадцати домов. Этому так точно некуда время было девать, кроме как на «скорпионов насушить»…

Куда же ошельмованных и убиенных граждан добро девалось-то?.. Вот именно. Пуританской церкви. Тому же пастору&company.

Главный лозунг агрессивного быдла всех времён и народов – «отнять и поделить».

Тут к месту вспомнить небольшой эпизодик из отечественной истории.

На третьем съезде Советов в 1918 году донской казак, прежде православной веры, ныне яростно кладущий поклоны товарищу Ульянову, выкрикнул бойкий социальный слоган: «Грабь награбленное!» Дедушке Ленину так понравился креатив, что, радостно смеясь, он хлопал себя по ляжкам, называл казака «гением» и восклицал: «Как же далеки мы от народа – далече декабристов и смотавшегося в Лондон Герцена! Умствуем тут, интеллигенция гнилая, – «экспроприация экспроприаторов», а простой донской мужик обходится простым, доходчивым русским словом!» В общем, грабилось Шамову легко и весело – под его началом было сорок шесть казачьих банд. Пардон – полков. Правда, недолго. Казачество столько награбило, что ГПУ опомнилось – и всех казаков под одну гребёнку уничтожили как класс. «Отграбили награбленное». Круговорот грабежа в природе. Обязательно чьим-то именем. Или под знаменем. И непременно – во главе с «пастором». Который если скомандует «Ату их!» – то чтобы все как один. А несогласных – под пресс!

Соня так и не узнала, как закончил жизнь Сэмюэль Пэррис и его дочери, хотя в Peabody Essex Museum по сей день хранятся пятьсот пятьдесят два документа, относящиеся к описанным судебным процессам. Да ей и узнавать было неохота, если честно. Её всегда больше интересовали живые люди, которые не творят зло чьим бы то ни было именем и во имя каких бы то ни было идей.