Малой кровью

Глайдер остановился метрах в трёх и замер, тупо рассматривая её своими тёмными стёклами. Она знала, что внутри глайдера есть что-то вроде визибла, которые стоят на космических кораблях – правда, в тысячи раз более слабые. Но они позволяют видеть окружающее немного иначе – чуть более верно, чем просто глазами.

И может быть, они видят винтовку…

Она тоже в какой-то миг увидела всё чуть иначе: как будто сфотографировала окружающее, а теперь рассматривает фотографии. Странно, вот это мне не попалось на глаза… а это что такое?..

Вон в том магазине кассир – смотрит сквозь витрину на них. Ему далеко, плохо видно, потому что на стекле, во-первых, какая-то пританцовывающая обезьяна с ананасом на носу, а во-вторых – приклеен лист бумаги, но, убей не понять, что там написано… Если копы начнут в меня сразу палить, он будет свидетель, но плохой свидетель. А вон там опрокинут мусорный мешок, что-то вывалилось и расползлось по тротуару… На полицейском глайдере реклама сигарет «Кэмел»; только полиции разрешено рекламировать сигареты и трубочные табаки. А пожарным можно рекламировать спиртное…

Дверца скользнула назад, и на землю тяжело спрыгнул здоровенный – не толстый, а именно здоровенный – негр. Он повёл плечами: засиделся, наверное, в машине, – а может быть, просто поудобнее утряхивал на себе бронежилет и портупею.

– Констебль Дирк, полиция Лос-Анджелеса. Простите, мисси, но знаете ли вы, который час?

– Думаю, около двух, – сказала Юлька. – Только я не «мисс», а «миссис». Миссис Рита Пол Симонс, констебль. Условно-совершеннолетняя и полноправная.

Она подняла руку, демонстрируя кольцо.

– А-а, – сказал тот несколько озадаченно. – Другое дело. Но вы тут с мужем?

– Нет, мистер Дирк. Мой муж сейчас в системе Сатурна.

Некоторое замешательство.

– Он… э-э… такой же условно-совершеннолетний?

– Нет, – засмеялась Юлька. – Он инженер. Ему тридцать.

– Ага, понятно. А… можете не отвечать… сколько вам?

– Восемнадцать.

Она не стала добавлять: «Будет в октябре». Вместо этого сказала:

– Я из России. Там это считается так же, как здесь – двадцать один.

– Да, я знаю… – он покивал. – У меня сейчас сын в России. Норильск. Слышали о таком?

– О, конечно!

– Там правда очень холодно?

– Зимой – очень. Но на самом деле я там не была ни разу, поэтому – только с чужих слов.

– Я беспокоюсь. Был у него в Монтане – он у меня тоже инженер, как ваш, только по всяким там шахтам-копям, – мне казалось, я потом никогда не отогреюсь. А в этом Норильске – просто не знаю.

– Там все тепло одеваются.

– Да. И много пьют водки. Я в курсе… Вы сейчас вообще-то куда направляетесь?

– К родителям мужа. Тут уже совсем рядом.

– Давайте мы вас проводим. Недавно тут стреляли, а вечером ещё эти малолетние засранцы на мотоциклах… Вам куда?

– В Анахайм. Перекрёсток Эвклида и Линкольна.

– Ну, совсем рядом. Сейчас вырулим на девяносто первое, а там прямо…

– Я вовсе не хочу вас напрягать.

– Какое ж это напряжение…

– Да, действительно, – улыбнулась Юлька. – У вас тут такая пустота кругом. Не могу привыкнуть.

– Пустота? – не понял полицейский. – Это потому, что люди любят жить не толкаясь. А кроме того, тут ведь склоны…

– Я о другом, – сказала Юлька. – Такая чудесная ночь. Я два часа еду – ни одного пешехода. У нас в это время по улицам гуляло бы множество народу. А здесь – только на машинах, на глайдерах…

– У вас – это в России?

– Россия большая. Я хорошо знаю только Питер… Санкт-Петербург. Там сейчас заканчиваются белые ночи – это когда ночью светло почти как днём, только… – слово «пасмурный» по-английски вдруг вылетело из головы, и пришлось подбирать объяснялку: – когда на небе везде облака, светлые, не тучи.

– Читал! – радостно сообщил полицейский. – А в этом ненормальном Норильске вообще солнце не заходит… Понимаете, леди, здесь не место для гуляния. Подышать воздухом, побродить, побегать – вон, недалеко парк. Там бары, ресторанчики… А вдоль улиц – я такого не понимаю. Дома сидеть куда комфортнее – прохладно хотя бы… Впрочем, я был в Нью-Йорке – вот там, наверное, вам бы понравилось. Эти чокнутые вообще не понимают, когда день, а когда ночь. И много ходят пешком.

– Да, наверное, – согласилась она. Пожалуй, слово «гулять» вообще не переводится на английский… – У нас в любую ночь, если не слишком холодно, на больших улицах много гуляют. И в парках гуляют. Особенно если поблизости есть кафе, понимаете? Чтобы можно было зайти, поесть мороженого, выпить сок или коктейль.

– Водку, – предположил полицейский, честно пытавшийся вникнуть в сложности русской души. Похоже было, что он решил не упускать случай поговорить с русской «оттуда», поскольку до сих пор не мог понять, каково приходится сыну среди этих людей.

– Водка – это гадость, – сморщилась Юлька.

– Безалкогольную, – поправился констебль.

– Ещё хуже. Та же гадость и никакого удовольствия. Уж лучше пиво.

Они рассмеялись, и негр смущённо признался:

– Да, пиво лучше.

Правда, глаза у него при этом вдруг стали какие-то настороженные, и Юлька решила, что некоторая доля определённости не помешает.