Малороссийские исторические шахматы. Герои и антигерои малорусской истории

Указала Ольга Петровна Лесе и жанр, в котором следовало творить. Тут все было ясно. «Кто помнит… 80-90-е годы, тот знает, какая большая стихотворная эпидемия тогда господствовала, – вспоминал известный «национально сознательный» деятель Александр Лотоцкий. – Каждый, кто хоть чуть-чуть чувствовал «пленной мысли раздраженье», неминуемо брался за перо, чтобы написать украинские стихи. Это была ни в каком писанном уставе неутвержденная, но в обычном употреблении общепринятая обязанность для тех, кто хоть немного ощущал в своей душе какие-то связи с родным народом и краем».

Ольга Петровна направила дочь по стезе лирической поэзии. В ряду других посредственных виршеплетов Леся писала, как умела. Иван Франко, друг семьи Косачей, весьма благожелательно настроенный к новоявленной поэтессе, все же назвал ее ранние сочинения «примитивно рифмованными детскими впечатлениями», «произведениями достаточно слабыми и манерными», «слабеньким откликом Шевченковских баллад».

«Цветы и зори, зори и цветы – вот и все содержание этих поэзий, – подмечал Иван Яковлевич. – А если прибавить к этому монотонную форму, многословность, недостаток пластических картин и недостаток выразительного, сильного чувства, то не удивляемся, что эти стихи не будят в нас никакого настроения и читаются без вкуса, как шаблонная работа, иногда хорошая и старательная, но все-таки без души».

Надо подчеркнуть, что и выйдя позднее за рамки «цветов и зорь», Лесино поэтическое творчество продолжало оставаться примитивным. «Предрассветные огни» («Досвітні вогні») – наиболее популярное в советское время стихотворение Леси Украинки – и подобные революционные произведения не блещут литературными достоинствами. «Нет внутренней силы, есть только жестяной пафос и патриотическое завывание», – писал о гражданской лирике поэтессы Мыхайло Драй-Хмара, один из первых «лесеведов».

Эта лирика тоже была следствием эпидемии. Вслед за воспеванием природы стало модным вести политическую пропаганду в стихотворной форме. Выдающийся украинский литературный критик Мыкола Евшан (Федюшка) пытался объяснить соратникам, что «проповедование чего-либо, пусть и самой великой идеи, не может быть содержанием поэзии, а только публицистических, популярных брошюр». Но в «освободительном» угаре объяснений никто не слушал. В общем стаде поэтов-пропагандистов находилась Леся Украинка. Неудивительно, что те ее незатейливые стишки, вопреки уверениям «лесеведов» эпохи «развитого социализма», украшением литературы не стали.

Тем не менее, усердие поэтессы приносило плоды. Необычайно старательная, нехватку таланта она компенсировала трудолюбием и постепенно набиралась мастерства. Когда украинство охватила очередная эпидемия, Леся встретила ее во всеоружии.

На сей раз то была эпидемия драмоделания. «Теперь… ударились писатели в драму, – констатировал литературовед Гнат Хоткевич. – Идея новой драмы, хотя бы и исполненная старыми парикмахерами, целиком овладела мыслью писателя. На сцену возлагаются колоссальные надежды освобождения родного края, дорогой Украины от всяких там пут. И вот, чтобы притарабанить и свой кирпич на строительство общеукраинского счастья – лепит, переводит, жарит, шкварит человек драмы».

Охваченная стадным чувством Леся лепила, жарила, шкварила вместе с другими. Однако, нужно признать, получалось у нее лучше, чем у большинства других драмоделов. Многие пьесы Леси Украинки уже не кажутся такими бездарными, как ее стихи. На сером фоне новосоздаваемой литературы она, пожалуй, могла бы стать популярной, эдаким «гением» местного масштаба. Но…

Но тут и сказались пробелы в образовании. В украинстве спросом пользовались сочинения на темы родной истории. А Леся в прошлом Малой Руси ориентировалась слабо. Возможно, кто-то другой на ее месте постарался бы наверстать упущенное, занялся бы самообразованием…

Увы, Лесино трудолюбие, проявлявшееся в процессе написания, на чтение не распространялось. По позднейшему свидетельству вдовца поэтессы Климентия Квитки, «Леся любила писать без информаций в книжках, без проверки исторической точности, без изучения». Чтобы не демонстрировать свое невежество, она предпочла брать материал для пьес из истории зарубежной. (Исключение составила драма «Боярыня», столь пропагандируемая сегодня на Украине за русофобскую направленность, но крайне невысоко оцениваемая самой поэтессой, так и не решившейся ее опубликовать).

Конечно, зарубежную историю Леся Украинка знала также плохо. Но здесь ее ошибки не бросались в глаза. «Национально сознательная» публика сразу заметившая бы неточность в изображении подробностей, например, казацкого быта, сама не разбиралась в деталях жизни древних римлян, египтян, американских колонистов и т. д.