Мал скорее бы умер, чем заключил сделку с акулой вроде моего босса. Устроил бы ритуал самосожжения, но не пришел на гламурную вечеринку. Выпил бы яд прямо из бутылки, но не связался с таким, как Джефф Райнер.
Мал не равнодушный надменный позер. Он сам делает себе стрижку, дает «пять» незнакомцам и считает английский коричневый соус лекарством от всех невзгод. Мал презирает пышные мероприятия, развлекательные журналы, типичные звукозаписывающие компании и изысканные блюда. Он обожает свою маму, веселится и пьет до упаду, и пишет песни под бескрайним ночным небом, лежа у себя на заднем дворе. Он отказался от чека в шестнадцать тысяч баксов, который ему пыталась всучить популярная поп-певица, чтобы выторговать одну из его песен, и хорошенько повеселился, когда ее смущенный менеджер и агент пытались понять значение слова «нет».
Что я знаю о настоящем Малаки Доэрти?
Что я вообще о нем знала?
— А вот и она.
Мою талию обвивают руки Каллума. На долю секунды меня застает врасплох этот аристократичный британский акцент, и от неожиданности я вздрагиваю.
— Красавица бала, — чувствую возле уха его холодные с улицы губы.
— Ты вовремя. — Я поворачиваюсь, обхватив его руками за шею, и быстро, как будто прикладываю карточку учетного времени, чмокаю его в губы. На Каллуме светло-серый рабочий костюм.
— А бывало обратное? — морщит он нос.
Никогда. Каллум — самый пунктуальный и надежный мужчина, с которым я встречалась. Полная противоположность эксцентричному необязательному Малу. Снова взглянув на своего парня, я вижу, что он не забыл повязать мой любимый галстук. Темно-зеленый с золотистыми полосками. Где-то через две недели после начала наших отношений мы были в магазине, и я сказала, что галстук напоминает мне об Ирландии. Каллум тут же его купил.
Я выдергиваю из сумочки фотоаппарат, подаренный им мне на день рождения, и делаю снимок богатого парня с пухлыми губами, который заглядывает мне в глаза в поисках одобрения.
Четыре года назад после окончания колледжа я стала подрабатывать фотографом в «Блю Хилл Рекордс». Мне платили какой-то мизер, но «мизер» лучше обычного «ничего», которым меня награждали первые три года стажировки.
Еще я подрабатываю барменом, чтобы хватало на аренду баснословно дорогой квартиры на Манхэттене.
Я сама выбрала жизнь стереотипной нищенки с Манхэттена. От умершего отца мне досталось наследство, но я не собираюсь к нему прикасаться. Такая мысль даже в голову мне не приходит. Будь моя воля, я сожгла бы эти деньги, но тогда маму хватит удар, а я не хочу чувствовать себя виноватой.
Мне никогда не нужны были деньги. Я просто хотела иметь отца.
— Выглядишь великолепно, любовь моя. — Каллум обхватывает мой подбородок большим пальцем и заставляет поднять голову.
Сейчас мои волосы выкрашены в платиновый блонд, но проглядывают золотисто-рыжие корни. «Как земляника на снегу», — говорит Каллум, когда у меня отрастают корни. Я одета в платье в красно-белую полоску, ботинки и чокер с шипами, а волосы повязаны в небрежный конский хвост. Проще говоря, я могла бы сойти за старомодного призрака, который попал к Спенсерам[2].
Порой я подозреваю, что в первую очередь Каллум запал на мой облик. На эту чудаковатую яркую обертку, которая подняла бы ему статус гораздо быстрее, чем обычная искусственная женушка.
— Я похожа на кого-то из актерского состава «Битлджуса», — смеюсь я, целуя его в шею. От его низкого рыка тело начинает вибрировать.
Тыльной стороной кисти Каллум убирает выбившийся из моей прически локон и прижимается губами к оголившемуся местечку на шее.
— А мне нравится «Битлджус».
Он ведь не смотрел фильм. Каллум признался еще на первом свидании, но поправлять его не к месту. Как будто я нарочно ищу проблемы в наших отношениях.
— А знаешь, кто еще мне нравится? — Каллум наклоняет голову ради очередного поцелуя. — Ты в том колье от Тиффани, что я тебе купил.
Ах да. То, что он подарил мне вместе с подобающим платьем, потому что я классная, но рядом с его друзьями я не всегда выгляжу так уж классно.