Малознакомый Ленин

Вторая встреча Ленина с Горьким произошла через год, в апреле 1908 года, на Капри в Италии, куда Ленин приехал по приглашению Горького. С тех пор между ними завязалась переписка, — не всегда нежная. Одно из первых серьезных столкновений произошло по поводу организации на Капри в 1909 году Первой высшей социал-демократической пропагандистско-агитаторской школы, где десяток рабочих, посланных нелегально из России, слушали цикл лекций по солидно разработанной программе. Школа была организована при ближайшем участии Горького. Он читал в ней лекции о русской литературе и он же привлек часть необходимых для нее средств.

Ленин с острой неприязнью относился к этому предприятию; он не мог примириться с тем, что главные лекторы и руководители школы Богданов, Луначарский, Станислав Вольский, Покровский и другие — «отзовисты». Еще менее он мог примириться с тем, что некоторые из них не разделяют его философского материализма, ищут философского обоснования марксизма в «махизме». Он заявлял, что «отзовизм» и «махизм» — «не социал-демократическое течение», что под покровом таких идейных уклонов в школе на Капри организуется фракция, абсолютно нетерпимая в рядах большевистской партии. Ленин приходил в состояние полного бешенства от идей, защищавшихся одним из лекторов школы — Луначарским, настаивавшим на внедрение в марксизм религиозных начал, связанных с культом человечества, отождествлявшим Бога и человечество в стремлении последнего к Всесознанию, Всеблаженству, Всемогуществу, Всеобъемлющей Вечной жизни[57]. Весьма близкие к этому идеи развивал тогда и М. Горький в романе «Исповедь».

Как воинствующий ислам не мог мириться с воинствующим христианством, так и Ленин не мог выносить «богостроительские» идеи. В школе на Капри, находившейся под особым покровительством Горького, он видел соединение всех скверн. Он старался развалить школу и, в конце концов, это ему удалось[58].

Травля Ленина вызвала протест совета школы, посланный в Париж в так называемый Большевистский Центр, то есть Ленину. Протест гласил: «С самого начала работ школы Большевистский Центр открыто стремился внести в нее разлад и дезорганизацию. Все время он вел против школы печатную и устную травлю, неверно изображая ее направление, как «богостроительское» и «отзовистское», возводя на нее клеветнические обвинения в том, что она служит ширмой для прикрытия нового фракционного центра. По отношению к слушателям школы Большевистский Центр на страницах «Пролетария» применял тактику систематического запугивания с одной стороны, зазывания — с другой»[59].

Под протестом была подпись и М. Горького, однако, Ленин не отнесся к нему столь сурово, как к другим лекторам школы и авторам протеста. В его намерения не входило портить с ним отношения. Он хотел, чтобы произведения писателя с таким громким именем, как Горький, появлялись на страницах редактируемых Лениным изданий.

Ультрапрактический человек, с обостренным убеждением, что для «дела» нужно иметь и приумножать «финансы», Ленин и по другим мотивам находил нужным быть ласковым с Горьким: его связи, его имя, его мастерство добывать деньги — представляли в глазах Ленина огромную важность. В 1907 году при встрече с Горьким, на партийном съезде в Лондоне, Ленин «использовал» его имя при заключении займа, сделанного у владельца мыловаренных предприятий Ж. Фельца для покрытия расходов, связанных с созывом съезда.

Ходатайство о займе поддерживал М. Горький и английский социалист Ленсбери, и так как оба эти имени импонировали Фельцу, он согласился дать деньги, но поставил условие, чтобы их ему возвратили к 1 января 1908 года.

Стоит напомнить, что Большевистский Центр, имевший в руках капитал Шмита, и не подумал о возврате долга. 29 января 1908 года Ленин писал в Лондон Ротштейну, русскому социал-демократу, члену английской социал-демократической партии: «Следовало бы объяснить это англичанину, втолковать ему, что условия эпохи II Думы, когда заключался заем, были совсем иные, что партия, конечно, заплатит свои долги, но требовать их теперь невозможно, немыслимо, что это было бы ростовщичеством и т. д.». Долг был уплачен лишь в 1923 году по настоянию Красина, тогдашнего полпреда в Англии.