Малознакомый Ленин

Но может быть на этой книжке находилась не в июле, а в предыдущие месяцы большая сумма и две тысячи были лишь ее маленький остаток? Не имея возможности ответить на этот вопрос, будем иметь дело только с двумя тысячами. Малейшая попытка разобраться в природе этих денег, не просто верить в то, что нам о них сообщают, а сообщаемое проверить, кидает от одной загадки к другой. В самом деле, сделаем следующий расчет. По завещанию Крупская, по ее словам, получила деньгами четыре тысячи рублей. «Вызволяя» их из Краковского банка, Ленин и она уплатили маклеру в Вене «ровно половину», то есть две тысячи рублен. Сколько же осталось? Никакая «диалектика» не отменяет арифметику. Осталось две тысячи — и на это «мы жили до войны», то есть 1915, 1916, 1917 годы вплоть до конца марта, когда в пломбированном вагоне Ленин выехал в Петроград. Если «жили» на эти деньги, значит, тратили, однако, после их трат эти деньги не исчезают и в виде все тех же 2000 рублей оказываются на текущем счете в Азовско-Донском банке!

Наследство от тетки, представленное русскими рублями, прибыв в Краков, должно было конвертироваться в австрийские шиллинги. Шиллинги, переведенные через Вену в Берн, должны были обратиться в швейцарские франки. Нужна была еще третья операция, чтобы «остаток» от непрожитых Лениным и Крупской франков снова превратился в русские рубли и в виде 2000 рублей предстал на текущем счете № 8467. Когда же, где, при каких условиях, по какому курсу Ленин и Крупская произвели эту третью операцию? При последних переводах денег из Петрограда в Цюрих через Азовско-Донской банк Ленин за 500 рублей получил 869 франков — о том указание в одном из его писем. Пользуясь этим индексом курса, мы должны заключить, что к концу пребывания Ленина в Цюрихе остаток от наследства должен был составлять 3476 франков, именно эта сумма, обмененная на русские рубли, дает 2000 рублей. За полный пансион в Чудивизе Ленин и Крупская (см. ее «Воспоминания») платили пять франков за двоих в день. Предположив, что их жизнь в Цюрихе со вкушением не только одних молочных продуктов (от них «они взвыли») была даже вдвое дороже (что, конечно, преувеличено), общий расход составит 300 франков в месяц. Не будь у них ничего, кроме указанных 3476 франков, то и тогда без лишений, без всякого заработка и без прихода денег (а они приходили!) из России — имеющихся у Ленина средств хватило бы по меньшей мере на 10 месяцев. Почему же Ленин посылал панические письма? Непонятно!

Чтобы понять это «непонятное», приходится просеивать, сопоставлять, взвешивать такие факты и мелочи, которые могут быть найдены лишь за кулисами, в области скрытой, скрываемой, умалчиваемой жизни. В этом трудность. Умолчание и конспирирование Крупской, ее затуманивание средств, на которые Ленин и она жили за границей, совершенно исключает доверие к ее словам. Можно, например, предположить, что полученное наследство было больше, чем четыре тысячи рублей. Тетушкины «серебряные ложки и иконы», о которых Крупская столь презрительно упоминает, при ликвидации имущества, может быть, тоже составили какую-то ценность. По этой причине или потому, что маклеру в Вене было уплачено меньше, чем, для красного словца, с преувеличением рассказывает Крупская, чета Лениных прибыла в Берн с суммой, наверное превышающей восемь тысяч франков. Не без основания же Ленин, приехав из Кракова, писал сестре Анне 14 ноября 1914 года: «В деньгах я сейчас не нуждаюсь». Если бы полученное наследство было менее 8 тысяч франков, остатка в виде 3476 франков (2000 рублей) к моменту отъезда в Россию не могло бы быть. Уйти от этого «математического» вывода нельзя, но вместе с тем, придется признать, что все, от начала до конца, указания Крупской ложны.