Мальтийская цепь (сборник)

Лидия Алексеевна, давно вставшая после болезни с постели, но медленно поправлявшаяся, первый день принимала сегодня посторонних, чувствуя себя достаточно уже окрепшей.

Ходившие по городу слухи не достигали до нее, потому что она никого не видела, а Зиновий Яковлевич, чтобы не беспокоить ее, ничего не рассказывал. Лидия Алексеевна ждала со дня на день указа об отдаче ей сына в опеку, надеясь на свое свидание с государем и на разговор с ним. Зиновий Яковлевич, чтобы ободрить ее и дать силы для выздоровления, поддерживал в ней ожидание указа, который, впрочем, и ему казался возможным ввиду поступка Дениса Ивановича, явившегося к нему. Он рассчитал, что, может быть, Денис Иванович не такой уж круглый идиот, как это показалось ему в первую минуту, и приходил мириться с ним, проведав, что ему несдобровать. Корницкий ездил часто в опеку, чтобы наводить справки, как идет дело, и там мелкие чиновники, чтобы не упускать щедрых подачек, получаемых от него, водили его за нос и обнадеживали, хотя жалобная просьба Лидии Алексеевны на сына была давно положена под сукно.

Людмила Даниловна застала Лидию Алексеевну сидящею в креслах на балконе за пасьянсом. Радович была одета в свое обыкновенное платье – молдаван, введенный в моду для дома императрицей Екатериной II, и в чепчике с пышными лентами. Ее лицо было совсем коричневое, а белки глаз ярко-желтые. Она очень похудела и изменилась.

Людмила Даниловна влетела шумно и шумно заговорила сразу, в своем волнении пренебрегая тем, что Радович по своему болезненному виду была сама на себя не похожа.

– Лидия Алексеевна, что же это? – заговорила она, всплеснув руками. – Вы читали?

– Здравствуйте, очень рада вас видеть. Садитесь! Что я читала? – степенно, с расстановкой проговорила Радович.

– Да сегодня в «Московских ведомостях»?

– Что в «Ведомостях»?

– Сын ваш, Денис Иванович, назначен…

«Под опеку! – подумала Лидия Алексеевна. – Наконец-то!»

– Камер-юнкером, – договорила Людмила Даниловна, – и в Петербург переводится…

– Как камер-юнкером?

– Да, говорили – статс-секретарем, я и тому не верила, но камер-юнкером.

«Московские ведомости», получавшиеся у Радович, подавались непосредственно Зиновию Яковлевичу, и тот, когда нужно, рассказывал новости, а сама Лидия Алексеевна не читала газеты, считая это мужским, служебным делом.

– Я номер привезла, – продолжала Людмила Даниловна, доставая из ридикюля тетрадку и подавая ее хозяйке дома. – Вот, взгляните сами…

Радович взяла газету, повертела ее пред глазами, перелистала и протянула назад.

– Без очков не вижу, прочтите сами, – сказала она.

Она, бегло читая по-французски, разбирала по-русски почти по складам, но скрывала это.

Людмила Даниловна прочла.

Лидия Алексеевна долго сидела молча, соображая.

– Ну, так что ж? Милость государя, – пожала она плечами. – Сын Ивана Степановича Радовича, слуги отца императора, может получить царскую милость.

Как ни неожидан, как ни значителен был удар, нанесенный ей, гордая Лидия Алексеевна, несмотря на свою болезнь, совладала с собой, чтобы не выказать при посторонней, что сын явно пошел против нее, и верх остался за ним.

– Да ведь он не за заслуги отца, – наивно бухнула прямо Людмила Даниловна, – он за то, что женится на Лопухиной.

– Как женится? – вспыхнула Лидия Алексеевна, почувствовавшая, что нашелся исход для забушевавшего в ней гнева. – Как женится? Я слышала об этих разговорах, но могу вам сказать, что мой сын, Радович, никогда не пойдет ни на какую сделку со своею совестью, а если что, – добавила она на всякий случай, – то я не допущу этого…

– Да как же не допустите, когда это уже случилось, Лидия Алексеевна?

– Вздор, ничего не случилось! – вставая с места, крикнула Радович. – Вздор! Сплетница! Вон, и чтоб духу твоего не было!

Людмила Даниловна знала, что Радович – женщина сердитая, но в первый раз увидела, что это значит. Она съежилась, задрожала и испуганно залепетала:

– Да ведь я, Лидия Алексеевна…

– Вон! – кричала Радович. – Или я не хозяйка у себя в доме? Я думаю, что, слава богу, еще хозяйка… А, не хозяйка я по-вашему?

– Хозяйка.

– Ну, так вон! – и Радович, подступив к Людмиле Даниловне, с силой вытянутою рукою показывала ей на дверь.

«Батюшки, побьет!» – решила перепуганная маменька «невинностей» и кинулась действительно вон.

Радович упала в кресло, схватила звонок и со всей мочи затрясла им. Адриан, Василиса, дежурная горничная сбежались на этот отчаянный призыв.

– Проводить… – приказала Лидия Алексеевна, – проводить эту барыню, вымести двор за нею и чтоб никогда не пускать.

Она опять поднялась.

«Так-то, Екатерина Николаевна! Вы полагаете людей обводить? – закипело все ключом в ней. – Ну, погодите! Он все-таки мой сын, и я сделаю с ним то, что я хочу».

И она с небывалою еще после болезни у нее бодростью пошла.

Василиса было сунулась к барыне, чтобы поддержать ее под руку, но та оттолкнула ее и пошла одна.

Она поднялась по лестнице и отворила дверь в комнату сына.