Читаем Мальтийская цепь (сборник) полностью

Дворовых в городе из мужчин было у нее всего трое – кучер, ходивший за парой ее курчавых низкорослых деревенских лошадок, выездной и старик дворецкий. Остальной штат ее составляли девушки, которых она поила, кормила, выдавала замуж и у всех у них крестила потом и лечила детей; впрочем, последнее больше было делом Валерии.

Домик, занимаемый Анной Петровной в Москве, хотя очень небольшой, но все-таки приличный, нанимала она сверх своих средств, и вела достойную по внешности жизнь для поддержания имени Оплаксиных, отказывая на самом деле себе во всем и целыми днями работая вместе с Валерией над кружевом, продажа которого позволяла ей кое-как сводить концы с концами.

Екатерина Николаевна Лопухина оставила у себя кружево, но денег не заплатила, и это беспокоило Анну Петровну.

– Валерия, – проговорила она, отрываясь от работы, которая шла у нее по-старчески, уже не так, как прежде, – что ж это Екатерина Николаевна насчет денег-то?

– Ну, что ж, отдаст! – успокоила ее Валерия, быстро перебирая коклюшки своими тонкими, бескровными пальцами.

– То-то отдаст! Ведь яичко дорого в Юрьев день!..

Несколько работниц, не стесняясь, фыркнули.

Анна Петровна обернулась.

– Ты чего? – сама улыбнувшись, спросила она у востроглазой, краснощекой Дуняши, особенно смешливой.

– Не в Юрьев, а в Христов день, – бойко ответила Дуняша, не могшая никак привыкнуть к вечным обмолвкам барыни.

– Ну, в Христов день. Вам бы все смешки надо мной! Ну, да ничего! Когда же вам и смеяться, как не теперь? Теперь для вас все – копеечная индюшка!

Дуняшка опять не выдержала и расхохоталась.

– Иль опять не так? – удивилась Анна Петровна, вообразившая, что на этот раз она не сделала никакой ошибки.

– Чудно! – сказала Дуняша.

Она заметила, что барыня что-то снова перепутала, но не поняла, что Анна Петровна своей «копеечной индюшкой» хотела сказать, что молодым «жизнь – копейка, а судьба индейка», потому они и смеются.

В дверь всунулась голова выездного, но сейчас же исчезла, и показался отстранивший его дворецкий.

– Госпожа Радович. Прикажете принять? – доложил он, как будто Анна Петровна по крайней мере сидела в дипломатической гостиной, а не в девичьей, где плели кружево.

– Радович?.. Господи помилуй! – удивилась Оплаксина, у которой Лидия Алексеевна бывала раз в год, да и то всегда по особому приглашению. – Проси, проси! – засуетилась она. – Валерия, слышишь? Радович приехала…

– Они просят кресло подать и чтобы в креслах их из кареты вынести, потому нездоровы, – доложил дворецкий.

– Ну хорошо, вынеси… из гостиной возьми. Что ж это, Валерия? – обратилась Анна Петровна уже растерянно к племяннице, – больна, в креслах – и вдруг к нам!.. Пойдем, надо встретить…

– Идите, ma tante, я сейчас, – могла выговорить только Валерия.

Сердце у нее замерло. Ясно было, что приезд Радович означал что-то необыкновенное, важное, от чего жизнь зависит, но только что – хорошее или дурное?

Валерия вместо того, чтобы идти за теткой, бросилась в спальню и там, сжав у груди руки, бледная, с выступившим холодным потом на лбу опустилась на колени перед киотом. Она не могла сосредоточиться на словах какого-нибудь определенного моления, жадно, почти дерзко, неистово и исступленно смотрела на любимый свой старинный образ Богоматери и как бы ждала в своем трепете, что он явит ей.

– Барышня, вас тетушка спрашивает, – услыхала она голос горничной, присланной за нею.

Валерия встала, перекрестилась и пошла.

Посреди гостиной, в креслах, в которых внесли ее сюда, сидела Лидия Алексеевна Радович. Пред нею стояла Анна Петровна и утирала платком слезы на глазах.

– Валерия, – сказала тетка, – Лидия Алексеевна делает нам честь, – она всхлипнула, – просит твоей руки для сына ее, Дениса Ивановича.

Валерия со всего маху грохнулась на пол в обморок.

Лидия Алексеевна немедленно после объяснения с сыном, сойдя вниз, велела заложить карету и отправилась к Оплаксиным.

«Если Екатерина Лопухина желает обвести моего глупого Дениса, – рассчитала она, – то я ей устрою сюрприз, какого она не ожидает!»

И она уже заранее представляла себе, какое сделает лицо Екатерина Николаевна, когда Денис Иванович, которому она, как думала Радович, выхлопотала царскую милость в надежде, что он женится на ее дочери, будет объявлен женихом «старого дива», Оплаксиной!

А уж если необходимо было выбирать ей невестку, то лучше тихой, скромной и тоже недалекой, какою все считали ее, Валерию, и найти было трудно.

«Они – два сапога пара», – решила Лидия Алексеевна и, собрав последние силы, поехала к Анне Петровне, поймав, так сказать, сына на слове с тем, чтобы, когда официальное предложение будет сделано, отрезать ему путь к отступлению.

Валерию привели в чувство. Отказа, разумеется, не последовало, и Лидия Алексеевна, вернувшись домой, призвала к себе сына.

– Я сейчас от Анны Петровны Оплаксиной, – сказала она ему. – Она согласна на твой брак с ее племянницей Валерией.

– Маменька, да как же вы это так? – всплеснул руками Денис Иванович. – Да ведь я только в будущем…

– Зачем откладывать в будущее то, что можно сделать в настоящем?

– Да как же? Да разве возможно это?

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза