Читаем Мальтийская цепь (сборник) полностью

Зубов не помнил, что писали неаполитанскому двору, он не разобрал даже хорошенько то, что ему говорили сейчас; он понял лишь, что дело, которым он хотел было блеснуть, совершенно не вышло и, надув губы, поднялся со своего места.

– Куда ж ты? – спросила Екатерина.

– Там много еще народа, – Зубов показал головою на дверь приемной, – и у меня есть еще дела.

И, минуя приемную, он прошел через зеркальную комнату в коридор, на другой конец дворца, где в нижнем этаже было отведено ему помещение.

Государыня позвонила в маленький колокольчик.

– Пожалуйте! – сказал камердинер графу Безбородко, и тот, переваливаясь, заспешил своею слегка неловкою походкою.

Войдя к государыне, он по привычке старых царедворцев опустился на колено (Суворов обыкновенно, входя к императрице, клал три земных поклона) и, поспешно поднявшись, прикоснулся губами к протянутой ему руке.

– Вот, матушка-государыня, письмо от племянника получил, – заговорил он и подал сложенную вчетверо бумагу.

Екатерина знала, что в этом письме нет ничего важного, что оно лишь служит предлогом Безбородко, чтобы явиться к ней; но так как он был отстранен от дел вовсе не по неблагорасположению ее, то она делала вид, будто очень хорошо, что граф является к ней, и даже добродушно улыбалась на присылаемую им к подъезду карету, о которой знала.

Она взяла письмо и, просмотрев его, проговорила:

– А у меня есть дело к тебе, граф.

Лицо Безбородко оживилось.

– Матушка! – воскликнул он. – Да прикажите лишь, Ваше Величество…

– Впрочем, дело нетрудное и несложное, – перебила Екатерина. – В городе – сегодня мой полицеймейстер сказывал – опять, кажется, стали говорить о моем здоровье…

– От-то брешут! – не удержался Безбородко.

– Ну, так я к тебе вечером приеду. Собери гостей.

Безбородко весь просиял.

– Государыня, царица! Вот-то счастье мне! Когда изволишь только!

Екатерина знала, что огромное богатство графа, видавшего на своем веку празднества ее двора и устраивавшего их у себя в доме, позволит ему принять ее с должною честью, и потому-то именно выбрала его.

И Безбородко вышел от государыни радостный, словно его несказанно наградили, и уже заранее составлял себе план предстоящего торжества.

II. Бал у графа Безбородко

По Новоисаакиевской улице, где прежде было подворье Курско-Знаменского монастыря, возвышался великолепный дом графа Александра Андреевича Безбородко, украшенный снаружи четырьмя гранитными, полированными колоннами с бронзовыми основаниями и капителями и мраморным балконом.

Ко дню празднества к этому балкону подвели высокий покатый вход для государыни, чтобы ей не подниматься по лестнице.

Огромный парадный зал с двумя мраморными вазами римской работы и высокими горками, уставленными редким фарфором и золотою посудою, был освещен множеством свечей, горевших в многочисленных жирандолях по стенам и в спускавшейся с потолка великолепной люстре из горного хрусталя. Эта люстра недавно еще висела в Palais-Royale герцога Орлеанского и досталась Безбородко на распродаже. Рядом с залом была комната, уставленная мебелью Марии Антуанетты, из Малого Трианона. Эта мебель была вывезена из Франции в начале революции и тоже куплена Безбородко.

Все, что было только знатного и выдающегося в Петербурге, съехалось на праздник к хлебосольному графу на праздник, который удостаивала своим присутствием государыня.

Как только императрица показалась в дверях, музыканты, поместившиеся на подмостках амфитеатром на одном из концов зала, и хор певчих грянул польский, и разодетые пары, с наследником-цесаревичем во главе, плавным и торжественным маршем прошли мимо государыни. Она была, казалось, весела, бодра и оживленна. Все должны были заметить, что действительно поднявшиеся было толки о ее здоровье несправедливы.

Пропустив два раза мимо себя польский, Екатерина в сопровождении торжествующего, не знавшего, как выразить свою радость, хозяина и прочих знатнейших персон прошла в гостиную. Пары разошлись, но сейчас составились опять, и начались настоящие уже танцы. Танцевали менуэт, галопад, матродур, вкосез, танцевали, соблюдая все правила и выделывая старательно каждое па.

Кроме самого хозяина, возле государыни находились князь Зубов, граф Строганов, Протасова, графиня Браницкая, Эрстергаэи, дежурный, генерал-адъютант Пассек.

Императрица несколько раз осмотрелась кругом, ища глазами своего всегдашнего собеседника, обер-шталмейстера Нарышкина, большого весельчака и забавника, известного больше под именем «Левушки». Его не было здесь.

– А что же Льва Александровича не видно? – обратилась она к Безбородко.

Тот торопливо стал оглядываться.

– Уж не заболел ли, не дай бог? – спросила опять императрица.

– Можно дослать, государыня, я мигом прикажу! – пробормотал Безбородко, делая движение вперед.

Но в это время среди расступившейся и пропускавшей его толпы показался Нарышкин в своем расшитом золотом и камнями кафтане. Он поспешно пробирался к дверям гостиной, то и дело кланяясь и здороваясь на ходу с отовсюду почтительно и вместе с тем дружелюбно приветствовавшими его лицами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза