Мальтийская цепь

— Я вам даю у себя командорство с десятью тысячами рублей годового дохода. Вы представите мне свои верительные грамоты, как посол Мальтийского ордена. Для решения вопроса об Острожской ординации и для заключения конвенции о ней с вами я уже назначил князя Куракина и графа Безбородко. Эта ординация поступит в ваше ведение… Довольны вы?..

Литта тяжело вздохнул и еще ниже опустил свою красивую мужественную голову. Его осыпали милостями, делали его снова богатым человеком, но к чему все это было для него?

Павел Петрович знал причину его грусти и следил за выражением его лица, и то, что на этом лице не показалось и признака радости при получении этих вещественных благ, видимо, доставило ему еще большее удовольствие. Он снова стал весел и, снова ласково положив руку на плечо Литте, тихо спросил:

— Скажите, вы все еще любите ее?

Невольная дрожь пробежала по всему телу Литты. Он не знал, что ответить.

Государь отвел его еще дальше в сторону и еще тише заговорил с ним, так, чтобы никто не мог не только слышать, но и догадаться, о чем они говорят.

XXII. Приглашение ко двору

Графиня Браницкая приехала навестить больную сестру, у которой бывала почти каждый день.

Скавронская сидела в большом кресле с высокою спинкою, протянув свои маленькие ножки на низкую подушку бархатного табурета. Рядом на столике стояли банки и склянки с лекарствами. Няня с вечным своим чулком сидела поодаль.

— Ну, здравствуй! Как ты себя чувствуешь? Лучше? — спросила Браницкая, целуя сестру. — Ну ничего, — протянула она успокоительно, вглядываясь в бледное, похудевшее личико графини Скавронской, — обойдется, Бог даст…

Няня в это время украдкой сделала у себя на груди крестное знамение.

Браницкая, видимо, старалась подбодрить больную, и Скавронская грустно улыбнулась, как бы понимая это старание ее.

— Ах, Саша, все одно и то же! — тихо проговорила она, откладывая на столик книгу, которую читала. — Просто сил моих нет.

— Как одно и то же? — подхватила Александра Васильевна, стараясь быть веселой и развеселить хоть немного сестру. — Помилуй, новостей у нас целый короб… Ты знаешь, — заговорила она с тем оживлением, с каким обыкновенно говорят с больными или рассказывают сказку детям, — генерал-губернатор Архаров велел от имени государя, думая этим сделать ему сюрприз, выкрасить в Петербурге все ворота и даже садовые заборы полосами черной, оранжевой и белой краски, на манер казенных шлагбаумов. Государь, узнав об этом «глупом», как он сказал, приказании, ужасно рассердился, и Архаров слетел с места. С ним вместе тоже выгнали со службы полицеймейстера Чулкова за его безобразные распоряжения, вследствие которых сено страшно вздорожало. И вот на них теперь ходит преуморительная карикатура… мне обещали достать ее, я привезу тебе… Нарисовано: Архаров лежит в гробу, выкрашенном полосами, как шлагбаумы, по четырем углам горят уличные фонари нового образца, а рядом стоит в полной форме Чулков, плачет и вытирает глаза сеном… и они ужасно похожи…

Скавронская слушала рассеянно и даже не улыбнулась на рассказ сестры.

— А это что у тебя? — меняя тон, вдруг спросила та, показывая на лежавший на столике билет.

— Приглашение от двора — явиться в среду к завтраку… К высочайшему столу.

Браницкая с некоторым удивлением взяла билет. Это было действительно приглашение статс-даме графине Скавронской.

— Ты поедешь? — спросила она.

— Нет, где же мне! — вздохнула Скавронская.

— И не думай отказываться, — замахала на нее руками Браницкая, — и не думай! Ты знаешь, это особенная честь, и, если только тебя там не будет, я не знаю, что из этого выйдет. Нынче такие строгости.

— Да ведь я же больна совсем.

— Хоть бы при смерти была, — перебила ее Браницкая. — Раз у государя сказано — нужно исполнить… Ты посмотри, что с конным полком делают… Нет, это и думать нельзя! — закачала она головою.

— Да как же это, ваше сиятельство? — заговорила вдруг няня, молчавшая до сих пор. — Графинюшке и двинуться-то нельзя, и вдруг во дворец поезжай?

— Такие уж порядки, няня. Хуже будет, если не поедет.

— Господи, да зачем я им? — раздраженно протянула Екатерина Васильевна. — Зачем?

— Ну, уж многое нынче делается, и не поймешь зачем, хотя, правда, всегда так выходит, что почему-нибудь оно и нужно. Но только не ехать тебе нельзя… Да ведь ты и не умирающая еще, слава Богу!

— Полноте, ваше сиятельство! — опять вставила няня. — Краше в гроб кладут, право!

— Ну, Бог даст, до гроба-то далеко еще! — заметила Александра Васильевна. — А ехать все-таки ты должна.

— Ну, уж порядки, — ворчала няня, — где ж это видано, чтобы больного ребенка, — в пылу горячности она до сих пор еще называла так иногда свою графинюшку, — подымать чуть не с постели? Что же это? Какие ж времена настали, Господи?

Скавронская в это время начала пристально всматриваться в лицо сестры.

— Саша! — произнесла она, вдруг привставая. — У тебя что-то есть, ты неспроста приехала сегодня ко мне, ты словно готовишь меня к чему-то.