Мальтийский крест

— Вы страшно об этом говорите, Кэтрин! Если бы можно было посмотреть на наши души, у всех они, наверное, в ранах и рубцах.

— Мне кажется, вы не правы. Страдания чаще бывают от наших мыслей. Душа должна оставаться ясной. Или погибнуть, — я сказала это и, испугавшись, поспешно добавила, — Но это, когда совершен смертный грех, когда жить с ним невозможно. Я плохая утешительница, Макс? Мне трудно выразить, что я чувствую. Но мне кажется, что вы должны преодолеть себя, нельзя сгорать изнутри, иначе Энни останется лишь пустое подобие отца. Ради нее вы должны навести порядок в своих мыслях и чувствах.

Макс взял мою руку и, поцеловав ее, оставил возле своих губ. Я заметила, как они дрожат. Я погладила его по голове, вдруг он схватил меня в объятия и сжал, как безумный, сотрясаясь всем телом, пока наконец рыдания не вышли наружу. Мужские слезы — это самое ужасное, что я видела в жизни. Я прижимала его к себе, гладила по голове, плечам, и тут что-то стронулось во мне самой. Почему-то показалось, что для меня самым важным в жизни теперь было вылечить его сердце, потому что он нуждается именно во мне, а я — только в нем. И неважно, что мы едва знакомы. Он уже загонял переживания внутрь несколькими глубокими вздохами, пытаясь успокоиться, но все еще не отпускал меня. И тут до меня дошло, что мы оба почти голые. На его плавки и мой бикини пошло ткани не больше, чем на два носовых платка. Я резко отстранилась, тут же пожалев об этом, но было поздно. Он тоже отстранился от меня — внутренне.

— Ах, боже, Макс, что вы обо мне подумаете!

— Что я думаю о вас, я оставлю при себе — пока.

— Простите меня. Я всегда сую свой нос туда, где меня не ждут. Пожалуй, я сегодня перед сном должна выпить, иначе мне будут сниться кошмары…

— Я, например?

— Нет, не вы. В смысле — вы не кошмар.

— Вы мне завтра расскажете, что вам снилось?

— Когда я все узнала про жену-алкоголичку, мне не снилось ничего. И вам желаю того же, — я повернулась, чтобы уйти.

— Кэтрин! — окликнул он меня и подал полотенце, когда я обернулась. — Спокойной ночи!

— Я тоже желаю вам спокойной ночи!

5

На следующий день я с утра начала хлопотать по хозяйству, собрала белье в стирку, протерла полы, собрала всю посуду и обмыла ее от пыли, игнорируя посудомоечную машину, заменила лопнувшую резинку в Сониных трусиках… Соня крутилась рядом. Наконец она взмолилась:

— Катерина, мы разве не пойдем сегодня к Энни? Ты вчера не закончила рассказывать нам про Эсмеральду и горбуна.

— Да ведь уже скоро обед?

— Я хочу поесть с Энни!

— Но ведь тебя не приглашали. Пообедаем, а потом пойдем.

Соня ныла еще какое-то время, но потом поняла, что это бесполезно. Пообедав, я вымыла посуду и лишь тогда вышла на террасу.

— Что, пойдем? — обрадовалась Соня и побежала вперед. Я боялась встречаться с Максом после вчерашнего. Но он был настоящим англичанином. Непроницаемое лицо, спокойствие и выдержка. А может, он так себя и чувствовал. Может вчера вечером у меня разыгралась фантазия, или мне все это приснилось… Или вчера у него шалили нервы, а с утра, по здравом размышлении, он решил, что проблема несущественна и сейчас я, как живое напоминание, действую ему на нервы. Я поймала себя на том, что девочки уже теребят за руки, добиваясь внимания, а Макс внимательно смотрит на меня. Я открыла книгу. Я пересказывала «Собор Парижской Богоматери» сразу на двух языках и на ходу адаптировала историю для разных возрастов моих слушательниц. Вчера Макс заинтересовался этим и я объяснила, что рассказываю по-русски еще более упрощенно, чем для Энни. Это его восхитило. Сегодня он сидел, не прислушиваясь к моему рассказу, и сосредоточенно рисовал. Когда я кончила рассказ тем, что Гренгуар трогательно заботился о козочке после смерти Эсмеральды, я предложила девочкам нарисовать картинки к моему рассказу. Макс дал им по листку бумаги и они принялись старательно рисовать. Макс пошел за соком. Энни заглянула в оставленный рисунок и воскликнула:

— Да это же мы! Смотрите, и Кэтрин, и Софи, и я! Правда, похоже? А Кэтрин такая красивая!

Рисунок и правда был красив: и море и сосны возле стенки из камней, садовый столик на одной ножке, кресла, в которых сидят по бокам девочки. У Сони широко раскрыты глаза, вид у Энни мечтательный. Я сижу между ними. Да, я не могу так выглядеть! Это слишком. Я отложила рисунок и стала рассматривать картинки девочек, давая советы.