Читаем Мальтийский крест полностью

Мдина сидела на сопке как беременная львица – такая же желтая, элегантная и основательная. Только голову ее – купол огромного собора – покрывала кардинальская красная шапочка.

Кактусы в два человеческих роста взбегали под самые стены цитадели, завершая метафору неприступности.

Выйдя из экипажа на площади у Греческих ворот Мдины, Волконский осмотрелся.

– А где же могилки? – весело спросил он. – Замостили?

Волконский знал по своим египетским изысканиям: "рабат" – значит кладбище, он же пригород. Арабы придумали хоронить предков перед воротами крепостей. Поверх невысоких могильных плит удобно стрелять со стен в наступающего противника.

– Это не лучшая ваша шутка, граф, – сказал Джулио. – Могила – она везде могила.

– Ну ладно-ладно, – смутился Волконский. – У нас тоже в Москве Арбат…

В тот же день Волконский в Мдине сговорился купить роскошный "Каса нотабиле" у мальтийского барона Тестаферраты. Даже выпили уже по бокалу "Спуманте" с поверенным барона, маркизом Чеклюной.

"Откуда у русского такие огромные деньги?" – подумал Джулио.

Ударили по рукам, купчую назначили на утро.

Наутро чек Волконского на неаполитанский филиал "Банко Венетио" принят маркизом Чеклюной не был.

– Да что вы, в самом деле, маркиз! – горячился педантичный Волконский. – В конце концов – вы меня оскорбляете!

– Да я-то здесь при чем, граф? Ведь вон кто чека не берет. – маркиз кивнул в глубину кабинета. – Разрешите, кстати, представить. Банкир барона Тестаферраты Абрахам Брехер.

– А где сам барон? – Волконский свирепо оглянулся. – Где хозяин, я спрашиваю?!

– Не могу, ну никак не могу. Не могу, не могу, не могу, – вставая из кресел, высказался застенчивый Абрахам.

– Но почему? Но почему, почему? Тьфу ты, черт! Почему, я спрашиваю? – Волконский вскочил и двинулся на Абрахама.

– Лопнул. Лопнул банк. Банк лопнул, – лопотал, отступая, господин Брехер.

– Врешь! Ты мне сейчас…

– Вы, надеюсь, не примете оскорбления от еврея? – насмешливо подал голос из кресел маркиз Чеклюна.

Волконский обернулся. "Да ты на себя посмотри!" – хотел сказать он, но только фыркнул.

"А барона Тестаферрату так и не показали, – думал Волконский, усаживаясь в карету. – Ну ладно же, запомним фамилию!"

– Барон Тестаферрата здесь ни при чем, – словно прочитав его мысли, сказал в карете Джулио.

И это был единственный комментарий рыцаря к проблеме покупки российской недвижимости на Мальтийском архипелаге.

На следующий день Волконский купил облезлый домишко во Флориане, форте-пригороде Валетты, среди притонов самого низкого пошиба.

– Нравится? – спросил Волконский. – Не ври.

Джулио понимал, почему посла не хотели в Валетте. В цитадель ордена, где двенадцать улиц поперек и девять вдоль, опасно пускать соглядатая. Мдина? Все заговоры мальтийской знати против ордена рождались в подземельях родовых дворцов Мдины. Но на острове много других чудесных местечек. Хочешь, у моря, возле форта Тине. Или в Аттарде, возле дворца Сан-Антон – с садом, слизанным архитектором Ленотром для Версаля… Что подвигло русского купить это страшилище во Флориане?

Проводив Волконского в гостиницу для сборов, Джулио на обратном пути сообразил, что мотивов посла не поймут и в капитуле. "Русскому выставили заградительные боны, – думал Джулио. – Не найдя свободной воды, фрегат заложил маневр, поставивший противника в тупик. Поставить в тупик – все-таки выход", – Литта даже остановился, удивившись собственной прозорливости. Политика – совсем не его конек.

Что ж, простим заслуженному морскому капитану его политическую наивность.

<p>10</p>

Через неделю Джулио вызвали на аудиенцию к великому магистру.

Стояла чудесная январская погода. Январь на Мальте всегда напоминал Литте октябрь в Милане.

В октябре семья герцога Луиджи возвращалась в столицу с альпийской дачи. И они носились с братом Лоренцо как ошалелые по пустеющей, гулкой даче в неразберихе сундуков и суматохе переустройства.

Часовой в восхищении проводил аккуратную до последней ниточки, неуклюжую фигуру Литты.

В кабинете де Рохана сидел у стола Чарльз Абель Лорас. Когда Джулио вошел, Лорас хмуро взглянул на него и отодвинул в сторону манускрипт в кожаном переплете. И ничто, буквально ничто не подсказало юному графу, что вместе с первым шагом за порог кабинета колесо его судьбы сделало роковой поворот.

– Полно, адмирал, – говорил еще минуту назад де Рохан, прохаживаясь по кабинету. – Литта, конечно, хороший капитан и человек чести. Но для русской миссии этого мало. Он, изволите видеть, верит в идеалы…

– Вы так думаете? – сказал Лорас. – А вы сами, кстати, разве… – начальник Тайной канцелярии насмешливо зажмурил один глаз. Всем известно: Литта – любимчик великого магистра. Герцог Луиджи – друг детства великого магистра.

Но де Рохан отмахнулся, как от назойливой мухи.

– Литта строго держит обеты, – сказал магистр.

– Потому что закаляет волю, – быстро откликнулся Лорас. – А не потому, что слепо верует во Христа…

– Интересно, – сказал де Рохан.

– А это большая разница, – продолжал Лорас. – Напрасно вы иронизируете…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза