– Русские спесивы на поле боя, – сказал Волконский. – Особенно морская качка придает им высокомерия.
Волконский чувствовал себя в чужой тарелке, каждый нерв его был взведен, словно маленькая пружинка. Барон к тому же не представил других гостей. И Дмитрий Михалыч не мог обращаться ни к кому, кроме маркиза да барона.
Намек на успехи русского флота, впрочем, не требовал определенного адреса.
Пара молодых людей за столом переглянулась между собою.
– Кстати, – сказал лысый маркиз, – я от жары совсем забыл представить вам… Сестра барона – Джианна Тестаферрата. Ну а с этой дамой вы уже знакомы. – лысый кивнул на Лауру.
Фома пошевелил пальцами на спинке графского стула. И Волконский вдруг понял, для чего барон не представил сотрапезников. Выбить с порога из привычной колеи, чтобы за первые минуты понять, какого полета птица залетела на Мальтийский архипелаг.
– Мы, собственно, с этой дамой еще незнакомы, – ответил Волконский. – Мы познакомились с полуночной тенью, с бледной копией в виде карандашного наброска…
Лаура серьезно и ровно смотрела на русского посла, словно речь шла не о ней. Хотя, с другой стороны, кто это – бледная копия? И почему она, собственно, бледная?
"Что это я такое опять сморозил?" – подумал граф.
– Ну, тогда познакомьтесь, – внезапно разжал губы барон Тестаферрата. – Лаура Ганадо, моя племянница.
Волконскому почудилась скрытая угроза.
– А это телохранители – Тони и Доминик, – добавил лысый маркиз, показывая на молчаливых приятелей за столом. – У вас есть телохранители, граф?
– У нас это как-то не принято, – ответил Волконский. – Я имею в виду – их не принято так называть.
– А как у вас принято их называть? – оживился арбузный маркиз.
– Русские стесняются охранять тело, ваша светлость. Душу бы сохранить…
– Интересно, – сказал маркиз.
Барон Тестаферрата прикрыл веки.
Ощущение силы, исходящей от хозяина, вдруг одним махом накатило на Волконского. И легким дымком от посла отлетел привычный тон русского графа: высокомерная повадка вельможи, который ни во что не ставит никакую другую знать, кроме русской. И по самой уважительной причине – по причине искренности.
– Хотите, поговорим о политике? – маркиз Кассар налил себе вина в тяжелый хрустальный фиал. – Между прочим, если вы предпочитаете застольный сервис, я кликну слуг.
– Не стоит, – сказал Волконский. – Мне нравится, когда дворянин прост с народом.
"Лучшее средство от растерянности – дерзость", – говорил Шешковский.
Барон вдруг улыбнулся. И лицо его из устало-самонадеянного вдруг сделалось радушным, как у бескорыстного мальтийского лавочника.
– Любопытные у вас политические взгляды, – сказал маркиз, поглаживая себя по лысине.
И тут Дмитрий Михалыч впервые насторожился. Барон пропустил дерзость мимо ушей. Барон даже сделал вид, что ему понравилось. Не хочет тягаться в честолюбии. Значит, барон чего-то хочет.
"Русскому послу совершенно некстати мешаться во внутренние распри на острове, – напутствовал Шешковский. – Пусть себе мальтийская знать воюет с орденом. Вы тут ни при чем. То есть как посол – ни при чем. Но! – Шешковский поднял волосатый указательный палец. – Но коль скоро на острове существует оппозиция – сам Бог велел познакомиться с нею поближе. Кто это будет делать? Резидент. Но! – Шешковский снова показал палец. – Русского резидента на острове нет. Значит?…"
"Значит, Лаура – исключительно удачный повод", – закончил Волконский мысль шефа и мысленно потер руки.
Фома, выйдя из-за спины, налил Волконскому вина из того же графина, из которого пил лысый маркиз.
– М-да, – сказал маркиз. – Вы, кажется, понимаете толк в винах.
– Русских с детства учат разбираться в винах, в женщинах и в политике, – ответил граф, избегая глядеть на Лауру.
– Странная последовательность, – произнес арбузный маркиз.
– Барон, а почему вы не продали мне дом? – спросил вдруг Волконский.
Улыбка сошла с лица барона Тестаферраты. Он тяжело посмотрел на Волконского и стал сжимать в кулак и разжимать жирные пальцы.
– Барон не любит продавать дома, – снова вмешался лысый маркиз. – Барон любит их покупать.
– Но ведь дом стоял на продаже? – не отставал Волконский, как зачарованный глядя на руку барона Тестаферраты.
– Лаура, сделай мне одну на ха-ха, – хрипло сказала вдруг тетя Джианна.
Полные и выпуклые, как у морского котика, губы придавали лицу Лауры серьезность, какой у самой Лауры, возможно, не было и в мыслях. А что можно увидеть на лице женщины, когда она серьезна? То, что хочется увидеть, можно прочесть, только стерев с лица женщины маску умственной работы.
Лаура поднялась и вышла, и граф не мог снова не восхититься природной грацией девушки.
Встречаются, хотя и редко, женщины, которые ни при каких обстоятельствах не умеют перемещаться неловко. Что бы они ни делали – моют пол или уничтожают прыщик на носу, они умудряются двигаться так, словно охотятся за лакомством.