Мальтийский крест

— Верно. И какой вам интерес в чужие дела путаться? Изоляционизм — великолепная политика для твоей страны. Живите и развлекайтесь. Был я как-то в Лос-Анджелесе, Голливуд видел. Давайте и дальше кино снимайте, мы вам в ближайшее время тоже заказики подкинем. Сценарии и артисты найдутся…

Олег Константинович хитро посмотрел на президента.

— Ты так и не догадался, в чём мой настоящий интерес?

— Прости, Олег, до конца не понял, — развёл руками Доджсон.

— Тогда слушай. Первое — я хочу, чтобы вы, американцы, и все, кто ещё считает себя европейцами, поняли — Россия больше никогда ни для кого каштаны из огня таскать не будет. Ни, как в тринадцатом веке, мы вас от монголов заслонять не станем, ни как во времена Наполеона, в ваши разборки не полезем. Есть такая, не очень благородная Русская присказка: «Умри ты сегодня, а я завтра». Вот на этом вся внешняя политика возглавляемой мною Державы и будет основываться. Отныне и века. Хватит! Наигрались во «всесветную отзывчивость». Второе — я очень хочу, прямо мечтаю, чтобы вы, европейцы и американцы, снова научились быть нормальными людьми…

— Что значит — нормальными в твоём понимании? — спросил американский президент, загнанный в угол инвективами Императора.

— Чего же проще? — удивился Олег. — Мы перестаём вас защищать, а вы к этому очень привыкли — четырёхмиллионная русская армия и русский флот всегда окажутся там, где их ждут, и помогут, и спасут… Не так?

— Так, — согласился Доджсон и снова сболтнул лишнее. Всё же триста граммов крепкого и два бокала шампанского — многовато для слабых англосаксонских мозгов. — Ведь это ваше предназначение — спасать…

Спохватился, но поздно.

«Это же как у них, телесным и мозговым салом заплывших европейцев, нормальная, хрестоматийная шизофрения в мозгах уживается? — налился холодной, тяжёлой яростью Олег Константинович. — У всех сразу — от президентов и премьеров до последних мусорщиков. У почти миллиарда человек иудейско-христианской цивилизации. С одной стороны — русские, даже самые культурные и богатые, крупными западными фирмами владеющие, на балетных подмостках танцующие и чемпионаты мира почти по всем видам спорта выигрывающие, — всё равно тупые варвары и потенциальные бандиты. А что внешность у них самая что ни на есть арийская и женщины красивейшие в мире — так это странный каприз природы.

Зато с другой — стоит затеяться в мире по-настоящему крутой заварушке, этим, по сути, никчёмным европейцам всерьёз угрожающей, — только на русских и надежда. Не зря поручик Ненадо вспоминал, как в пятнадцатом году в Марселе француженки цветы под ноги солдатам Второй Особой бригады бросали, на шеи вешали, «Вив ля Рус» кричали. Потому как немцы чересчур близко к Парижу подошли, и повторением тысяча восемьсот семидесятого года здорово запахло. А леса вдруг в Пиренеях как следует разгорятся — к кому первым делом за пожарными вертолётами, летающими лодками и спасателями? К русским! К норвежцам или немцам и не пробуют обращаться. Даже в голову не приходит».

Не видел ещё Доджсон разозлённого, но из последних сил сдерживающегося Императора. Это Николай Второй злиться вообще не умел, только обижаться, а предыдущие Романовы очень даже! Николай Первый Павлович чуть войну Франции не объявил, когда про него фарсовую пьеску в парижском театре поставили. Вежливо, через посла попросил эту пакость из репертуара убрать. Тогдашний президент, Луи-Наполеон, императором ещё не назначенный, заявил, что у них демократия и подобные вопросы не в его компетенции. Пришлось Николаю передать по телеграфу, что в таком случае он направит в Париж миллион зрителей в серых шинелях, которые пьеску непременно освищут. Так и сняли — никакая демократия не помешала.

А вот этого — не видел? — вопреки всем законам дипломатии (да и при чём здесь дипломатия, Олег считал, что разговаривает со своим вассалом), Император показал президенту обыкновенный, простонародный кукиш. — И не возмущайся, — тут же пресёк он возможный протест. — У нас многие лишние слова заменяются жестами. Степняки-кочевники, что с нас взять? Повторяю — с сегодняшнего дня мы никого спасать не будем! — сказано было так, словно каждый звук этой фразы произносился отдельно и с особым напором. — Как в морском законе, вами, англосаксами придуманном: «Нет спасения, нет вознаграждения». Наоборот — ещё правильнее. Мы, дураки-русопяты, тысячу лет всех бесплатно спасали, сами при этом погибая нередко, и в голову никому прийти не могло, что с нуждающегося в помощи можно за спасение деньги брать…

— Что ты от меня хочешь? — потерянно спросил президент, понявший, что напрасно он в эту игру ввязался.

— От тебя? — удивился Олег, восстанавливая душевное равновесие. — Совсем ничего. Третий раз повторяю — мы хотим, чтобы вы, в духе той декларации, что ты изложил, насчёт угрозы Дикого Юга цивилизованному Северу, объявили у себя всеобщую мобилизацию, построили всех, способных носить оружие, «под ружьё», перевели экономику «на военные рельсы». Знаешь такое выражение?