…Прежде всего информация Воловича о «Чёрной метке» и её планах в отношении преступного мира дошла до двух самых сильных в Москве «воров в законе», давно поделивших столь серьёзные сферы экономики и политики, что обычная утоловщина осталась на далёкой периферии их интересов. «Нормальные» ОПГ они тоже контролировали, но больше в качестве инструмента воздействия на конкурентов и поддержания статуса, чем источника доходов.
Часом позже о том же, но в несколько иной трактовке узнал их куратор, генерал-лейтенант МГБ, пользовавшийся среди коллег столь дурной репутацией, что никто не счёл возможным не то чтобы пригласить его в «Чёрную метку», а и просто ознакомить с самим фактом существования такой организации. Прочитав полстранички оперативной сводки, он пришёл в бешенство и одновременно испугался. Слишком отчётливо представил, чем подобная структура может угрожать ему лично, если в неё входит хоть десяток старших офицеров «конторы».
Немедленно вызвал на ковёр непосредственно подчиненных ему аналитиков и в выражениях, пристойных ротному старшине после втыка вышестоящего начальства, потребовал тут же представить ему любую имеющуюся по треклятой «метке» информацию, пусть даже косвенную. Получил ворох выдержек из агентурных донесений, оперативных сводок и прослушек, в которых так или иначе присутствовало означенное словосочетание. Прочёл и крепко задумался. Ни одного достоверного факта, зато целый букет «фольклора», в котором организация выглядела практически всемогущей, беспощадной и, что самое отвратительное — абсолютно бескорыстные апологеты — а таких среди источников оказалось большинство — склонны были любое нераскрытое преступление определённой направленности соотносить именно с «Чёрной меткой».
Ерунда, конечно, но ведь никаких других объяснений серии случившихся прошлым летом бесследных исчезновений и неразгаданных смертей сотни с лишним влиятельных людей до сих пор не нашлось. Был человек — и нету. И никаких следов. Сплошные висяки.
Все эти дела проходили по другим управлениям и ведомствам, строжайшей секретности во взаимоотношениях между ними никто не отменял, и генерал только сейчас получил представление о масштабе и пугающей непонятности случившегося.
Первой и самой здравой мыслью было — прямо сейчас переодеться в гражданское и, не заходя домой, скоростным поездом в Питер. Оттуда — машиной к Выборгу. И — на ту сторону. Пока хватятся — ищи-свищи.
Всё бы так, но есть недоделанные дела, необрубленные концы и неполученные долги. Даст бог, успеем!
Был у него способ позвонить так, чтобы прослушка, если она контролирует его абонентов, не засекла аппарат, расположенный между Уфой и Челябинском. Он договорился о срочной встрече не только с авторитетными ворами, но и с сотрудником президентской администрации, вхожим без доклада если не к самому, то к особам, совсем уже приближенным.
И с ещё одним подельником, способным, прикрыть их кружок независимой вооружённой силой, и идеологически.
В таком составе ночное совещание давало шанс не только «прикрыть свою задницу», как любят выражаться американцы, считающие эту часть тела наиважнейшей, в сравнении с головой, например, но и отыграть у вероятного противника несколько ходов. Большего пока и не нужно.
— В принципе ясно, — сказал Секонд. — Про воров у меня сомнений нет. Это ещё Тарханов сформулировал: надел погоны вражеской армии — не жди, что кого-то озаботят твои личные качества и семейное положение. — Я всегда считал его умным парнем.
— Генерал МГБ — тоже понятно. Крышевание бандитов, сто двадцать миллионов на швейцарском счете и вилла в Этрета под присмотром любовницы из своей же конторы, якобы находящейся в служебной командировке — для военно-полевого суда достаточно. Только, по царскому указу от тысяча девятьсот шестого года, таковой суд должен состоять из трёх офицеров. Нас — двое.
С крыльца, готовая к немедленному бою, спускалась четвёрка Анастасии.
— Вельяминова — ко мне! — скомандовал Фёст. — Остальные на месте!
— Ты что — извращенец? — спросил Секонд. — То с Вяземской глаз не сводил, а сейчас — Вельяминова да Вельяминова.
— Ага! Активный строефил. Был у меня прапорщик Мороз — тот, очевидно, пассивный. А я обожаю, когда такого экстерьера девушки передо мной в струнку тянутся.
— Чего же Вяземскую не позвал? — Голос Секонда сочился ядом.
— Она мне в горизонтальном положении больше нравится. А эта — в вертикальном, — издевательски ответил Фёст. С самим собой чего уж стесняться, если сразу не доходит?
Подпоручик уже стояла рядом, прижав полусогнутые кисти к швам брюк и вздёрнув подбородок. Продолжать пикировку при ней было непедагогично. Причём неизвестно, слышала ли она последние слова. При её способностях вполне могла, но вида не подавала.
— Садись, Анастасия Георгиевна, — указал Фёст на бревно. — Курить разрешается. Дело вот в чём — тебе, согласно чину и должности, придётся побыть членом экстренного военно-полевого суда. Знаешь, что такое?
— Так точно, знаю. Могу наизусть процитировать все существующие уложения, — ответила Вельяминова, гордая тем, что её сочли достойной.