– Воевода-то он хоть куда, да мы так рассудили меж собой, – возразил Призор, – что кормилец нужен ему из нашего рода, словенского. А коли мать молода, то пусть будет и мужем ей. Ведь не станет она девкой жить всю жизнь, в таких-то годах. – Он посмотрел на Мальфрид, с чадом на коленях сидевшую во главе женского стола, между Сванхейд и Вояной. – Захочет замуж. А муж ее с кормильцем сыновним станет вздорить, кому, значит, за него дела решать. Опять недоброе выйдет.
– Значит, хотите мужа ей дать? – Святослав тоже бросил на Мальфрид испытывающий взгляд.
Строго говоря, сейчас он куда охотнее взял бы ее в жены, чем даже три года назад. Она не просто расцвела за эти годы – в ней появились уверенность и сила, а силу он всегда ценил.
– Что, госпожа князева мать! – окликнул Святослав Мальфрид. – Тут люди толкуют, муж тебе надобен. Может, возьмешь меня?
По обчине прокатился хохот. Но тут же смолк, сменившись недоуменным молчанием. А вдруг князь не шутит?
– У тебя, княже, есть в Киеве жена, – насмешливо напомнила Мальфрид. – Или позабыл?
Два с половиной года назад эта мысль язвила ее, как острый нож, а теперь она вспоминала Прияну как женщину, до которой ей нет ни малейшего дела.
– То в Киеве. А здесь… не Киев. Можем с тобой ряд положить: будешь ты моей женой, я стану всякую зиму к тебе приходить… только с уговором – в Киев не ездить и здесь править, – продолжал Святослав, усмехаясь, готовый придать этому предложению вид шутки или правды, смотря что Мальфрид ответит.
Она дернула углом рта, и глаза ее сузились, отчего взгляд приобрел остроту боевой стрелы.
– Будто я дева ледяная, кому на полудень нельзя, чтобы не растаяла? Нет уж. Я так рассудила: двое у меня сыновей, один от Перуна и Велеса, другой от Волха. Один будет князь, другой жрец. Довольно с меня. Не пойду больше замуж, при сыновьях стану жить, их растить. Родич мой Берислав меня без помощи, дитя без наставления не оставит. Если ж вы, словене, кормильца чадам моим промеж себя изберете, я того и приму. Лишь бы был муж роду хорошего, нрава доброго, ума острого.
Десятки пар глаз пристально наблюдали за ней, но она чувствовала взгляд только одного человека. Дедич сидел довольно близко от нее, среди жрецов, на верхнем конце мужского стола. С тех пор как все тайны ее вскрылись, он не сказал ей ни слова, и ни разу она не замечала, чтобы он на нее хотя бы посмотрел. Кое-что роднило Дедича со Святославом: он тоже брал на руки рожденное ею дитя и обещал сделать его наследником своих дедов. Хорошо, что теперь он видит: она способна отвергнуть даже князя, та, которую ради своей оскорбленной гордости отверг он.
– Ну что ж, изберем кормильца, – согласился Призор, отчасти разочарованный ее ответом. – А мы тут промеж себя уж думали… Только уж после… не теперь…
Усталый ребенок заснул у нее на руках, Сванхейд тоже выглядела очень утомленной, и Бер, не имевший в эти дни охоты к гулянью, подмигивал от двери, дескать, не пора ли нам восвояси? Мальфрид встала, поклонилась Святославу и старейшинам, стала пробираться к выходу. Перехватила взгляд Дедича, но не ответила на него.
Снаружи Бер забрал у нее маленького князя, и тот, не просыпаясь, привалился головкой к его плечу. На луговине горели костры, здесь и там слышалось пение. Водить круги и играть в озорные игры после Купалий уже не полагалось, но везде кучками стояли киевские гриди с кем-то из местных парней или девок: где боролись, где рассказывали байки.
Бер заранее отыскал своих отроков, и те уже ждали на веслах. На причале тоже был народ: кто-то сидел, спустив ноги, кто-то лежал, утомленный торжественным действом и крепким пивом. Еще не стемнело, в воздухе теплого вечера разлит был покой. Мальфрид посмотрела на Волхов: красные отблески заката лежали на широком водном пространстве, будто багряный плащ владыки вод.
– Госпожа! – вдруг позвал ее тонкий мальчишеский голос.
Она обернулась: рядом обнаружился малец лет десяти.
– Что тебе?
– Тебя просят отойти. Для беседы.
– Для беседы? – Мальфрид наклонилась к ребенку, удивленная. – Кто?
Несмотря на добрый исход треволнений, она никому не намерена была доверять просто так. Улеба вот тоже «для беседы» пригласили как-то в сумерках.
– Вот! – Мальчик показал ей что-то на раскрытой ладони.
Мальфрид вгляделась, и у нее оборвалось сердце. Она увидела кремневую стрелку, оправленную в серебро, на тонком ремешке. Этот самый ремешок она целый год носила на шее.
– Там! – Мальчик показала на берег, в той стороне, где стоял когда-то белый шатер.
Потом всунул стрелку ей в руку и припустил бегом.
– Мальфи! – окликнул ее Бер. Он уже передал спящего князя на руки Проворе в лодье и стоял, ожидая Мальфрид. – Где ты?
– Обождите меня немного! – крикнула она. – Я скоро приду!