Малуша. Пламя северных вод

Со времени своего приезда Улеб жил в избе Бера, часть его людей спала здесь же на полатях. Мальфрид легла на пустую лавку, где была устроена постель для Улеба, но сон не шел. Она пыталась вообразить, как он встречается со Святославом, как они обмениваются настороженными взглядами, пытаясь угадать, что у другого на уме и на сердце… Двадцать лет они были ближайшими друзьями! Они помнили друг друга столько же, сколько себя, матери-сестры растили их вместе. Не может быть, чтобы борьба за отцовское наследство сделала их врагами навсегда, тем более что Улеб хотел не власти, а только мира с братом. Но именно эта былая близость сделала вину Улеба в глазах Святослава непростительной.

Мальфрид ворочалась, невольно прислушивалась, но уверяла себя, что еще слишком рано. Бер тоже ворочался и явно не спал, но окликнуть его она не решалась.

За оконцем стемнело – значит, близилась полночь…

Потом Мальфрид проснулась. Во мраке ощущалось движение, легкий шорох шагов по плахам пола. Разлепив глаза, она увидела, как по избе ходит пара темных фигур. Слышался приглушенный говор.

Вспомнив об Улебе, Мальфрид резко села. Он вернулся? Но тут же поняла, что нет. Поморгав, в одной из темных фигур она узнала Бера, а в другой – Острогу, одного из старших Улебовых оружников-плеско́вичей.

– Что там? – окликнула она Бера.

И осознала, что в оконце сквозь ряднину, натянутую от комаров, смотрит бледный рассвет. До восхода оставалось далеко – была глубокая ночь, но перед Купалиями в эту пору уже брезжит первый свет.

– Да пойдем поищем. – Бер подошел к ней. – Вон уж почти светло, а его нет.

Бер так и не заснул. Ждал, отсчитывая каждое мгновение, что вот-вот во дворе раздадутся шаги и скрипнут доски крыльца под ногами. Пока не осознал, что прошла уже половина ночи, а Улеба все нет. Утекшее время казалось огромным, и это наводило жуть. Уже три раза можно было поговорить и вернуться…

У Мальфрид похолодело в груди. Ясно вспомнился тот тяжкий вечер в Киеве, два с половиной года назад, когда она допоздна ждала в неуютной «Малфридиной избе» на княжьем дворе, что Святослав придет к ней, как всегда, но заснула, не дождавшись. Потом проснулась далеко за полночь и с ужасом поняла, что она одна на старой бабушкиной лежанке – он так и не пришел. Сразу весь мир показался пустым, залитым холодной зимней тьмой. Точка года была противоположная – самое дно зимы, за день до Карачуна. Но чувство, охватившее ее сейчас, оказалось то же самое. Когда прошедшая ночь, словно топор, отсекает последнюю надежду на встречу с тем, кого ждали еще вечером, и оставляет в пустоте.

В тот раз ее худшие предчувствия оправдались: для нее начиналась долгая полоса пустоты, одночества, холода, бесславья…

– Может, Святослав его к себе увел? – окликнула Мальфрид Бера, который на ощупь искал свой пояс.

– Может, – бросил Острога, обуваясь. – Но едва ли б он стал по гостям разъезжать, нам не сказавшись.

К тому времени уже все шесть-семь плесковских оружников Улеба слезли с полатей и одевались впотьмах. Мальфрид не вставала, чтобы не мешать им. Когда они ушли, она спустила ноги и села на лавке. Тишина и пустота в полутемной избе давили. Мальфрид снова легла, но спать уже не могла. От острой тревоги холодели руки и ноги.

Ушедшие вернулись, когда уже совсем рассвело…

* * *

Улеб взял с собой двоих – Рауда и Гисли, своих давних, с киевских времен, отроков-телохранителей, обученных еще в дружине у Мистины. Грим и Девята гребли. Проехали не более поприща, не миновали даже мост к Новым Дворам, как те двое повели лодку к берегу, и вскоре она подошла к старым, полуразрушенным мосткам. Это место Улеб знал: неподалеку стояла избенка рыбака Хмуры, бобыля, и его старая долбушка лежала перевернутой возле ивы. Сама изба уже осталась позади, она была выше, куда не достают разливы. Ну, не всякий год достают.

– Вон там. – Высадившись и привязав лодку к покосившемуся шесту, Грим показал вперед, вдоль натоптанной тропки. – Туда поди, там ждут.

Улеб первым двинулся по тропке, огибая ивы. Открылась длинная прогалина между прибрежной полосой и возвышенностью берега. В дальнем конце на траве сидели какие-то люди… трое. При виде приехавших поднялись на ноги. Подходя, Улеб узнал их, несмотря на сумерки, – как не узнать, всю жизнь знакомы. В середине Икмоша – его грузноватый стан и нечесаные светлые волосы. По бокам худощавый рослый Добровой, следующий после него брат, и зять их, темноволосый коренастый Агмунд.

Телохранители шли за Улебом, двое посланцев тоже поотстали. Игмор со своими двинулся навстречу. Улеб разглядел на его лице улыбку и несколько удивился. Улыбчивостью Игмор не отличался, да и любви к себе Улеб от него не ждал. Только если это приказ Святослава – быть поласковее, это он исполнит как сумеет. Игмор такой – что князь ему прикажет, он расшибется, а сделает. Все трое были в цветных кафтанах и при мечах, будто и впрямь послы.