Мальвина на ужин (СИ)

— Что про папу?

— Ничего. Я не могу ничего доказать. Ладно, переходи сразу к делу, мне не нужны вводные рассуждения.

— Хорошо, я просто хотел напомнить, что здесь есть много составляющих и направлений, которые вместе — одно целое, например, нейронауки, биология и генетика. Понимание работы ДНК может лечить врождённые болезни и улучшать когнитивные способности, понимаешь?

— Даже не знаю, как тебе ответить, — я сделала серьёзный вид и нахмурила брови.

— Суть в развитии возможностей человека.

— Да, человека богатого из элит. Им так хочется долго жить, а другим не очень. Почему бы не начать с того, чтобы всем людям у нас в стране вылечили зубы или поставили протезы. Начните с малого!

— Вероника, почему ты отгораживаешь себя от прогресса? Ты разве не хочешь помочь людям?

Я начала разочаровываться. Если он не видел во мне ни капли мозгов, спрашивая такой примитив, что тогда ему во мне понравилось? И почему он назвал меня феноменом?

— Ещё я хочу мира во всём мире и сытых детей без ГМО. Дальше что?

Он опять посмотрел на меня, как будто заново познакомился, типа, ах, вот ты какая непростая! И продолжал водить меня за нос.

Глава 12

— Ну, раз ты не хочешь мне сказать ничего конкретного, можно я поеду домой? Я не заканчивала философских факультетов, и не могу, как вижу, быть твоим полноценным собеседником, — поджала я губы.

И грянул гром.

— Ты — уникальный генетический донор, Вероника, таких, как ты на планете остались единицы.

Я так и знала! Я так и знала всю свою жизнь, что не такая, как все. Успокаивала себя, что все люди так думают, потому что воспринимают себя не так, как другие их видят. Один раз, всего один раз я видела сказочный сон, как будто мне огромный человек светящийся человек в длинных одеждах передал книгу со словами «я скажу, когда время придёт». Всегда его помнила, этот сон. Мне было лет одиннадцать. Точно. Как же я раньше не догадалась. Это приснилось вскоре после смерти Глафиры.

— Откуда такая уверенность? — я, конечно, мало, что поняла — и про уникальность, и про то, что я донор, и про то, что они собирались с этим делать. В голове промелькнул ужин у Бэллы, и связи никакие не вырисовывались. Разве что Валентин Петрович, но генетические особенности не смотрят, приглашая на съёмки в Сочи.

— Ты обещаешь, что после того, как я тебе скажу, ты не уйдёшь?

Этого я не ожидала. Любопытство, конечно, раздирало, вот он ключ к разгадке всех моих злоключений и нервотрёпки, — в нескольких словах, которые он сейчас произнесёт. Но в глубине я сомневалась, что он скажет правду, он вывернет всё так, как надо ему, а не Бэлле. До чего-то смутного, ещё непонятного, я начала догадываться. Они спорили из-за меня, они перетаскивали меня с одного места на другое, как дорогостоящий трофей. Ксения… Она сказала, что он заметил меня раньше, чем я попросила её познакомить меня с руководством. Он что-то знал обо мне раньше, чем мы познакомились. Что это? Я сама-то об этом знаю?

— Почему нельзя было сказать сразу? — я держала себя в руках из последних сил, — и как я могу обещать то, чего не знаю?

— Ты меня удивляешь, Вероника, причем, постоянно, — он вздохнул и ухмыльнулся, — такая маленькая загадка, у которой сложный ответ.

— А что ты вообще обо мне знаешь? О моей жизни, о родителях, о моих желаниях, моём характере? Также, как и я мало, что знаю о тебе. С тобой я нахожусь в каком-то постоянном стрессе. Мне это надо? Как можно оставить человека запертым и без телефона? Дикость. Красный стул на балконе! И я приняла это утром, потому что испытывала к тебе безграничное доверие, и потому что ты меня напугал, не заботясь о том, как мне стало страшно, ничего не объяснив. А сейчас я спрашиваю себя, на каком основании? Ты даже на мои вопросы не отвечаешь, а торгуешься.

Да, осмелела. Снесло ограничители. Почувствовала, что он держится за меня. Я стала по годам вспоминать свою девятнадцатилетнюю жизнь, чтобы найти ответ быстрее, чем он выставит условия. У меня была одна тайна, которой я не предавала большого значения, но мама иногда мне о ней напоминала. Напоминала, но также, как и я, не знала, что с ней делать, кроме как никому об этом не говорить, даже брату. Видимо, отец не успел ей всё раскрыть или не хотел. Это фотография бабушки Глафиры. На ней она молодая стояла рядом с великаном, человеком в два раза выше, чем она, даже больше, чем в два, в два с половиной. Этот великан был её отцом.