Мальвина на закуску (СИ)

- На этом фронте, - она погладила себя по округлившемуся животу, - вы вроде хотели ещё одного.

- Мы стараемся, - улыбнулась я.

Я рассталась с Асей, и поехала в морг. Это был обычный, муниципальный морг, без всяких прибамбасов. Я вошла в тёмное помещение, и, нервно дёрнув носом, так как в коридоре едко пахло формалином, ступая, как можно осторожнее, поскольку в коридоре не было света, и на своих высоченных шпильках я могла растянуться, и нос себе разбить, пошла вперёд.

Из-за двери в конце коридора сочился слабый свет, я легонько толкнула её, и моему взору предстала сногсшибательная картина.

Трое мужчин, один лет сорока, полноватый, другой пожилой и молодой человек приятной наружности, сидели за столом, на котором, вроде бы, я не врач, не знаю, должны вскрывать трупы.

То, чем они занимались, поразило меня до глубины души.

На столе лежал труп, чьи ноги торчали из под простыни, а мужчины, как ни в чём ни бывало, сидели рядышком, пили водку, и рассматривали порнографический журнал.

- Чего надо? – просипел один из них, - если труп надо вскрыть... – его взгляд остановился на моём дорогом песцовом полушубке, золотых перстнях и браслетах, на длинных серьгах, покачивающихся в ушах, на сумочке... он медленно встал, покачнулся, и направился ко мне, - а девушка при деньгах, - и я поняла, какие мысли его сейчас посетили.

Не дожидаясь, пока меня ограбят, я со всей силы огрела его по голове дамской сумочкой, и мужчина повалился навзничь.

- Чёртова кукла! – завопил он, а я опрометью выбежала в коридор, и, грохоча набойками на туфлях, выскочила на улицу. Я судорожно перевела дух, и быстро запрыгнула в свой джип. У меня огромный, алый « Хаммер », подаренный мне, кстати, моим бывшим мужем Димой.

Вспомнив о Диме, я вытащил мобильный, и набрала его номер.

- Алло, дорогой мой.

- Ого! – присвистнул мой бывший муж, - меня начинают терзать нехорошие подозрения. Когда ты вот так звонишь, и говоришь, дорогой мой, это означает, что ты во что-то конкретно влипла.

Или собираешься влипнуть.

- Кажется, уже влипла, - вздохнула я, - мне срочно требуется

твоя помощь. Приезжай по адресу...

И он согласился. Хоть и поворчал.

С Димой мы давно развелись, но я до сих пор влюблена в него. Казалось, что ещё мне надо? Я без ума от него, он от меня, мы могли бы быть вместе, но он бандит, и я, воплощение честности и порядочности, и не могу жить с преступником. Он наркоторговец.

Он до сих пор любит меня, во всяком случае, говорит так.

Хоть он и пытается вернуть меня, но всё же мужчина, а женщины млеют, едва увидев его.

Есть, от чего сходить с ума, уверяю вас. Дима самый настоящий шкаф, простите за грубость. Высок, строен,

широкоплеч, с железными мускулами, бицепсами и трицепсами. Силён невероятно. А ещё он красив. Эдакий мачо российского розлива, густые, цвета воронова крыла волосы, падающие свободной волной на лоб, чёрные, внимательные глаза, дерзкие, с лёгкой смешинкой. А ещё красиво очерченный рот, и мужественный, волевой, квадратный подбородок, и жуткий шрам через всю щёку.

Единственно, что меня в нём раздражает, это его манера одеваться во всё чёрное. Он любит готику, а его мрачная квартира напоминает средневековый замок.

Я помню, как мы ругались, когда я снимала со стен Босха и иже с ними, вышвыривала тяжёлые тёмно-синие занавески, покупала светленькие, и вешала картины собственного производства. Да, я художник. И, говорят, талантливый. Я сама о себе сказать такое вслух не решусь, но с удовольствием рисую.

Дима очень тяжёлый человек, и ужиться рядом с ним трудно, однако я всё равно без ума от него. Я сбежала от него три года назад, родила дочку, о которой он узнал год назад.

Я бы вернулась к нему, но он бандит, а вернуться к преступнику я не могу. Я не могу жить с человеком, преступившим закон.

Люблю его и ненавижу. Он твердит о своей любви ко мне, хочет начать всё сначала, но я не могу жить с наркоторговцем. Сейчас я замужем за следователем, и, кажется, счастлива.

Дима – это вулкан, тайфун. С ним спокойной жизни не дождёшься, хотя, чего таить, я такая же. Я могу вскочить, если вдруг прибрендится, и отправиться обедать в Париж, а

ужинать в Амстердам.

Отправиться на Северный Полюс, чтобы увидеть медведей, или на сафари в Африку. Мы с ним стоим друг друга, и оба это понимаем.

Относимся к жизненным устоям с лёгким презрением, и, если нам что-то втемяшится в голову, то отговорить нас не представляется возможным.