Особо разглядывать находку не было времени, Ульяна сунула ее в карман и вернулась к гряде. Ребром ладони провела неглубокие, сантиметра полтора ровки, принесла старый горшок с золой и припорошила дно ровков. Морковка золу любит еще больше песка, ей чем больше золы, тем лучше. А большинство сорняков, чьи семена, хочешь не хочешь, в земле остаются, от щелочной золы сгорят. Прямо поверх золы Ульяна принялась высевать морковь. Морковное семя мелкое, недаром его зовут порошком. Зачастишь – семян не хватит, а потом замаешься прореживать. Муторная работа – сеять морковь. Однако управилась. Ладонью загладила ровки, довольно оглядела работу и пошла в дом ужинать. Солнце еще высоко – май не ноябрь, – но на сегодня хватит: и без того спину ломит, руки и ноги гудят.
Дома поставила чайник, а пока суд да дело, принялась отмывать руки от огородной земли. Вспомнила про кольцо, помыла и его с мылом, щеточкой, какой вычищала грязь из-под ногтей. Кольцо осталось черным, что и неудивительно: столько лет в земле лежать. Было бы железным – на ржу изошло бы, медное – проросло бы ярью. Неужто серебро? Почему бы и нет? Серебрушка – невеличка, такая и мужику по карману.
Из ящика комода достала старую лупу в латунном ободке; придвинувшись в свету, принялась рассматривать печатку. Странный на ней был рисунок: тонкими штрихами отчеканена не то четырехногая птица, не то пес с крыльями. Вернее, что пес, поскольку морда была явно собачья.
Надела колечко на безымянный палец, повертела руку перед светом, любуясь черным ободком и небывалым зверем на печатке. Кто таков? Кто чеканил, тот знал, а я не знаю. И что с того? Живи, пёся.
«Живи, пёся!» – не жертва, не молитва, но живые человеческие слова, обращенные к нему и исполненные доброты. Семаргл поднял голову, в глазах полыхнул огонь, раздвинулись крылья, где вместо перьев светились радужные лучи. Земля и сейчас просматривалась как сквозь кисею, но в одном месте кисея оказалась прорванной, и сквозь прореху было видно четко и ясно. Там лежал огород, щедро политый потом. Четыреста лет назад на нем потерялось кольцо, которое сегодня нашлось. Рядом стоял дом под волнистой крышей. Прежде так избы не крыли, но не все ли равно, главное, чтобы вода с потолка не капала. В этом доме живет женщина, нашедшая кольцо. Таких колец довольно много, но у всех божественная суть погашена штампом: «музейный экспонат» или «коллекционный экземпляр». И только это кольцо живет той жизнью, что искони положена кольцам, лишь оно шлет дряхлому богу частицу животворящей силы.
Владелица серебряной находки ничего не просила у бога и судьбы, да и что мог бы дать ей Семаргл? Даже в древнюю эпоху, когда был он в зените славы и могущества, Лунный пес был всего лишь повелителем рос и летних дождей. Что уж говорить про нынешние времена?
Легко было дворянскому поэту объявлять: «Люблю грозу в начале мая!» А если спросить огородника? Струи дождевые захлопают рыхлые гряды, вобьют в почву нежные, едва проклюнувшиеся ростки, убьют рассаду. Но, если не выпадет дождя, будет еще хуже. Леечкой на приличный огород воды не натаскаешься. Хоть справа налево, хоть слева направо – все неладно выходит. Обряжают бабы огород и не знают, какой погоды просить.
Ночью, в недолгие минуты полутьмы, по волнистой крыше зашуршал мелкий дождик. Смирный и ласковый, от которого все пускается в рост. Такой нечасто выпадает весной, и именно о таком мечтают огородники.
Славное лето выдалось в этом году в деревеньке Малатово. В других местах и град по временам бывал, а то случалось, что три недели кряду – ни капли дождя, а в Малатово – все как на заказ. Что творится в других местах, Семаргл за пеленой не видел, а Ульянин огород ухичивал как следует. Заодно благодать доставалась и соседям: на один огород дождик не нашлешь. Странно, конечно, что бог занимается одним-единственным огородом, но ничего не поделаешь, других святынь в человеческих руках не осталось.
Ульянин огородишко был не вполне таков, как те, с которыми прежде имел дело Семаргл, но Лунному псу не привыкать. Княжьи дружинники из дальних походов не только аксамит и жемчуга привозили, но и семена иноземных растений: фасоли, тыквы, турецких бобов. Заморских бархатов на всех недостает, а семена в помощь хозяйкам – тоже добыча, и не такая грешная.
А Семарглу всякое растение свое, откуда бы родом оно ни было. Когда-то тыкву приветил на славянских огородах, а теперь подсолнечник и картошку. Подсолнухи особенно по душе пришлись: статные, красивые и за Ярилой-Солнцем головы поворачивают. Картофель тоже забавник, он и репу, и пастернак с огорода чуть не нацело вытеснил. И все бы хорошо, но напал на картошку полосатый жук и такой жор устроил, что только держись. Пришлось Семарглу вмешиваться, а то и вовсе бы жук все поел. Насекомыши мелкие, но богу Семарглу неподвластны. Однако справился. Было время, он и саранчу гонял.