Этим летом Виталькин отпуск тек медовой струей. Лена под родной крышей и единой ночки не провела, все на сеновале или под заботливым присмотром банной чисти. Банек аж лучился довольством: смотри, обормот, экую я тебе зазнобу сосватал! Семнадцать лет, а грудь какая – в две горсти не упрячешь! Потом, когда двоих-троих выкормит, грудь, может, и обвиснет, а покуда соски в небо глядят. Не тебе бы этакую сласть, а парню помоложе, ну да ладно, для хорошего человека не жалко, лишь бы семья крепкой получилась, с детьми и без пружин.
За день до Виталькиного отъезда Лена, как и ожидал Банек, призналась милому, что затяжелела. Виталий перепугался, принялся что-то высчитывать на пальцах. А чего считать-то? До девяти счесть – пальцев в самый раз хватит; к маю и поспеет ребеночек. А что говорят, будто в мае родиться – всю жизнь маяться, так это предрассудки. Живи по правде – маяться некогда будет, да и Банек свойственника от маеты предохранит.
Считал Виталий долго, потом тревожно спросил:
– У тебя врач-то хороший есть?
– Зачем?
– Да нельзя тебе рожать, пойми! Тебе же восемнадцати нет!
– К маю будет.
– И куда ты одна с ребенком?
– А ты?.. – обиженно произнесла Лена.
– Ленок, пойми, я ведь женат, и сын у меня…
…и квартира городская, – дослышал Банек несказанное и похолодел.
– Я же тебя с сыном не разлучаю, – жалко и ненужно пролепетала Лена. – Видаться будешь, сколько захочешь. А я-то без тебя куда?
– Да брось ты, Ленка… – принялся успокаивать Виталий. – Подумаешь, трагедия… В наше время девчонки до свадьбы и не такими делами занимаются. Найдешь другого, он еще мне благодарен будет, что я тебя всему научил.
От таких успокоений хоть в омут кидайся.
Лена поднялась, молча принялась одеваться.
– Лен, – позвал Виталий, – да не обижайся ты…
А у самого внутри клубком взбухла обида: тоже, нашла время норов показывать… все расставание испортила. А ведь на будущее лето приеду – снова ко мне прибежишь, никуда не денешься.
Лена собралась и ушла, лишь в дверях приостановилась на мгновение и произнесла:
– Прощай, Виталя.
Наверное, ждала, что он ее остановит, вернет, исправит что-то. Виталий промолчал. Лишь когда никто, кроме Банька, слышать не мог, выговорил вслух:
– Ну и ладно, так еще и лучше. Не я тебя выгнал – сама ушла.
Помолчал, успокаиваясь, и добавил:
– Наше дело не рожать: сунул, вынул – и бежать.
Любил Виталик такие приговорочки, частенько повторял их в размышлениях и разговорах. А тут вроде как и к месту пришлось.
Целый год, сидя у холодной каменки, Банек думал. Старался понять, как случилось, что все обернулось так негоже. Добро бы у Виталия с первой женой несказанная любовь имелась или к сыну он всей душой прикипевши был – это Банек с первой минуты заметил бы и мешаться не стал. А ведь главным в Виталькиных доводах стало невысказанное воспоминание о городской квартире…
Лена тоже уехала из деревни, где все знали о ее неудачливой любви, а кто не знал, так догадывался. Из районного центра вести до Виталькиной бани хоть и туго, но доходили. Мир сыщиков не держит, а про все на свете ведает. Так Банек узнал, что зачатого под его крышей ребенка Лена извела. И не тайным воровским образом, а пошла к казенному живодеру, который выскоблил женское нутро, словно грязную кастрюлю.
Банек уже не ужасался ничему, даже когда услышал, что живодер не только не прячется от добрых людей, но открыто орудует при рожальном доме. А Банек-то, простая душа, гадал, отчего народу на Руси с каждым годом убавляется!
Деревенские, перемывая Ленкины косточки, девку особо не осуждали. Что делать, раз черт под руку толкнул и спуталась девка с женатым мужиком. Теперь уж ничего не попишешь: попутал нечистый – так иди к живодеру.
Любит крещеный народ на черта валить. На то они и люди: поверху ходят, глаз у них замылен. А мелкая нежить в таких вещах разбирается, и раз запечные не знают ничегошеньки про черта, значит, и нет такого. Горькие пьяницы называют чертиками злыдней – зелененьких человечков с копытцами и длинными хвостиками. Но злыдень не черт и ничего о черте не знает. Это просто мелкий пакостник, которых хороший домовой метелкой из дома гонит. Говорят, будто злыдни у Лиха на подхвате стараются. Это тоже неправда, Лиху подручные не нужны, а у пакостников свои набольшие есть: баба-Беда и ее супруг слепой дед-Бородед.