Малые Боги. Истории о нежити

– Во мне нет страха, рыцарь. Страх – это слишком ярко. И ты не прав: я взял тебя не случайно, скоро ты убедишься в этом. К тому же ты не единственный пленник. Ваша атака отбита, а я не только не понес потерь, но стал непобедим. Я могу уже не скрывать своих планов. К тому же без этого разговора моя победа будет неполной, я должен рассказать обо всем, рассказать именно тебе – поверженному противнику, чтобы насмеяться над тобой. Вчерашний старик говорил, что в Блеклом Краю никто не живет, поскольку тут нет никаких качеств. Это не так. Я всегда жил здесь, и одно качество у меня было. Зависть! У каждого из вас есть что-то свое, то, что вы считаете самым лучшим; вам незачем завидовать друг другу, поэтому вся зависть мира досталась мне. А это великая мощь. Я бродил вокруг чаши, не замеченный никем, завидуя каждому из вас, но не смея приблизиться к источнику, из которого вы так щедро черпали. Запах мёда сводил меня c ума, но я не имел ни сил, ни решимости – ничего, кроме зависти. Зависть не чувство, а мировоззрение. Говорят, она бесплодна, но именно из нее родился иссушающий пух. Когда черная вьюга закружила вокруг моей головы, я решился. А потом явились вы – гордые, самоуверенные и… беззащитные. Я вдоволь попил вчера вашей крови, вы напитали меня своей силой и уверенностью. Сразу явились неприступные стены и непобедимое войско. Против вас сражается то худшее, что есть в вас самих. А оно непобедимо. Видишь, я ничего не скрываю от тебя, потому что мне приятно видеть твое отчаяние.

– Ты лжешь, – сказал Виктан. – Ты не сумел отбросить нас от стен. Я слышу, что бой продолжается.

Фартор замер, словно прислушиваясь к доносящимся издалека глухим ударам, а потом, пренебрежительно отмахнувшись, произнес:

– Не стоит обращать внимания на бессмысленный шум. Этот лесной пень, который вы привели с собой, и впрямь неукротим и почти неуязвим. Его можно лишь строгать как полено… я так и поступлю, хотя подойти к нему с ножом трудно. Но один он ничего не сможет сделать. Никто из вас ничего не сможет сделать. Кого не взять силой – будет взят измором или хитростью. Я не сумел добыть крови подземного слепца (панцирь его прирос к коже), тогда я воспользовался умением, похищенным у рыцаря Грозы, так что ваш слепец вдобавок оглох и сейчас безобидно крошит камни вдалеке от битвы. К каждому рыцарю я подобрал ключик, для этого у меня было много времени. Теперь ты понял, что проиграл? Молчишь? Ты правильно сделал, что замолк…

Виктан вздрогнул и поднял голову. Перед ним сидел Гоэн. Вернее, сидящий был похож на Гоэна, словно брат-близнец, лишь пустой взгляд выдавал подделку.

– Прекрати, – сказал Виктан, – меня не обманешь.

– Теперь, разумеется, не обману. А если бы я сразу показался тебе в таком виде, то сумел бы посеять в твоей душе смятение. Но мне захотелось говорить с тобой от своего имени, и я могу наконец позволить себе это. А хочешь, – Фартор усмехнулся, и страшно было видеть на знакомом лице рыцаря Опавшего Листа чужую и мертвую усмешку, – хочешь, я покажу тебе Виктана? Такого, каков он на самом деле? Хотя тебе это не интересно, ты, пожалуй, и не узнаешь себя. Тебя волнует иное: зачем я начал борьбу и что собираюсь делать дальше. Что же, я отвечу и на эти вопросы. Я хочу забрать себе мёд. Весь до последней капли. Пусть он зреет, а потом я не дам ему пролиться. Я буду есть мёд, макать в него свой хлеб, а вы будете завидовать мне, как я когда-то завидовал вам.

– Об этом я догадывался и без тебя, – ответил Виктан. – Что еще может изобрести бессильная зависть? Тебе лишь кажется, что ты стал силен и сумел пленить меня… – Виктан напряг мышцы, пробуя на прочность опутывающие его цепи.

– Не трудись! – Фартор поднял руку. – Эти оковы нужны лишь моему самолюбию, их несложно порвать. Ты связан иначе, хотя и не догадываешься как. Дело в том, что мне известна твоя тайна. – Фартор поднялся и прокричал в лицо Виктану: – Ты побежден, потому что проехал свою остановку!

Виктан рванулся, но двери автобуса уже захлопнулись, и Виктор Андреевич увидел, как мимо проплывает проходная завода, табло над входом показывает без семи минут восемь – и значит, уже нет никакой возможности успеть на работу без опоздания. Виктор Андреевич в отчаянии привалился к дверям. Опустевший автобус, дребезжа, набирал ход.