Малый апокриф (сборник)

Бил барабан в ночи, в тумане,
И пух лежал на барабане.

И поднимался сладкий дым
Над миром тихим и больным.

Печальным строем - дураками
Маршировали тараканы,

И открывал огромный рот
Их повелитель - Идиот...

Зачем зелеными ночами,
Зачем они идут печально,
Зачем печально так идут,
Как будто чувствуют беду?

Идут прославить - Таракана,
Тмутараканского болвана...

Бил барабан бессонной трели,
Безумно тополя летели,

И равнодушен был и глух
Безумный тополиный пух.

Я этой трелью околдован,
И у меня одна тоска:
Бежать из Каменного Дома,
Где бродят трели у виска.

Нет! Власти нет без поклонений!
Нет царствия без песнопений!

Нет верности без черной ржи!
И нет любови безо лжи!
И день и ночь - одна картина:
Республика и гильотина.

Монархия - ее сестра
Все греет руки от костра.

Идут печально к барабану
За тараканом тараканы...

Народы плачут или дети?
Вожди страдают или тени?
В зеленых сумерках столетий
Темны у времени ступени.

А под луной - открытый лести,
А над венцом кирпичных лестниц
Бог тараканьих похорон
Стоит фарфоровый Бирон.

И замирают тараканы
Вокруг немого Истукана...

Опять я с ним в ночи один,
С печальным гладкокрылым войском,
Опять застыли глыбы воска,
Как головы у гильотин.

Опять проходят в черном платье,
Голов проносят этажи,
Республика покорно платит
Просроченные мятежи.

И рвется кожа барабана,
И умирают тараканы...

3

Был вечер страшной осени, и комната-фонарь
Сочилась изнутри тревожным соком лампы,
На дольки пульс расслаивался слабый
И одинокий замирал звонарь.

Был вечер страшной осени. Был дик и был космат
Пропитанный огнем, теряющий в нем лица
Вольерами тоски бредущий зоосад,
Который лишь больным и сумасшедшим снится.

Который - лишь больным. Плыл серый карнавал
Когтей и рыл. И варевом варенья
Над градом обретений набухал.
И я захлебывался от столпотворенья.

И, как корабль, тонул в пучине сентября,
И шествие шагов, виски сжимая, слушал,
И не хотел быть в нем - хотел иную душу,
И обмирал внутри сквозного фонаря.

А вечер осени пылал закатом лиц.
Нетопыри в глазах метались, словно птицы
На крыльях лет. И камень колесницы
Скрипел - перерождаясь в пытку спиц.

Был вечер страшной осени. Закат. И видел я:
Тащился карнавал - неисчислимой ратью
Моя родня, мои скупые братья
За стенкой моего почти небытия.

4