– Поцелуйте ее, – сказал он, когда мистрис Дейл стала собираться домой, – передайте ей мои заверения в любви. Если старый дядя может что-нибудь сделать для нее, то пусть она только скажет ему. Она встретила этого негодяя в моем доме, и я считаю себя обязанным перед ней. Пусть она придет повидаться со мной. Для нее это будет гораздо лучше, чем сидеть дома и скучать. Да вот что, Мэри… – И сквайр прошептал ей на ухо: – Подумайте о том, что я говорил насчет Белл.
В течение всего наступившего дня имя Кросби ни разу не было упомянуто в Малом доме. Ни одна из сестер не выходила в сад, Белл большую часть времени сидела на софе, обняв талию Лили. У каждой из них было по книге, говорили они мало, и еще меньше того прочитали. Кто в состоянии описать мысли, толпившиеся в голове Лили при воспоминании часов, проведенных вместе с Кросби, его пламенных уверений в любви, его ласк, его беспредельной и непритворной радости? Все это было для нее в то время свято, а теперь всякая вещь, которая была тогда священною, покрывалась чрез поступок Кросби мрачною тенью. Несмотря на это Лили, вспоминая о прошедшем, снова и снова говорила себе, что она простит его, мало того – что она простила его.
– И пусть он узнает об этом, – проговорила она вслух.
– Лили, милая Лили, – сказала Белл, – пожалуйста, перестань об этом думать, направь мысли на что-нибудь другое.
– Что же стану я делать, если они меня не слушаются? – отвечала Лили.
Вот все, что было сказано в течение дня об этом грустном предмете.
Теперь все узнают об этом! Действительно, я не думаю, чтобы это не были самые горькие капли в чаше, которую девушке в подобных обстоятельствах предстояло осушить. Еще в начале дня Лили заметила, что горничной уже было известно, что ее барышне изменили. Горничная своими манерами старалась выразить сочувствие, но они выражали сожаление, и Лили готова была рассердиться, но вспомнила, что это так и должно быть, и потому улыбалась своей горничной и ласково с ней говорила. Что за беда? Через день, через два весь свет узнает об этом.
На другой день Лили, по совету матери, отправилась повидаться с дядей.
– Дитя мое, – сказал он, – ты не знаешь, как мне жаль тебя. Кровью обливается сердце мое, глядя на тебя.
– Дядя, – сказала Лили, – не вспоминайте об этом. Я только и прошу, не говорите об этом, разумеется, не говорите только мне.
– Нет, нет, не скажу ни слова. Подумать только, что в моем доме гостил такой величайший бездельник…
– Дядя! Дядя! Я не хочу, чтобы вы говорили подобные вещи! Я не хочу слышать ни от одного человеческого создания что-нибудь дурное о нем… ни слова! Помните это!
И глаза ее засверкали.
Дядя не возражал, взяв руку Лили, он крепко пожал ее, и затем Лили удалилась.
– Дейлы отличались постоянством, – говорил сквайр, прохаживаясь взад и вперед по террасе перед своим домом. – Всегда были постоянны!