Малый круг

Он вспомнил, как провожал сына звездной осенней ночью из аэропорта. Они прогуливались вдоль стеклянного павильона, им было мучительно не о чем говорить. Он мог бы поведать сыну, как ему пришлось потрудиться, употребить свои связи, чтобы послали именно его, но тому, воспитанному на исполнении желаний, вряд ли это было интересно. Погода стояла на диво ясная. Самолеты взлетали в грохоте, мигании красных огней. Было не по себе от странной ночной прозрачности, низких звезд, млечной пыли. Не хотелось говорить пустого. Но что он мог сказать сыну? И что тот мог ответить? Глядя на низкие звезды, сын вдруг нарушил молчание: «Знаешь, я пожалуй останусь там». — «Где?» — не понял он и тоже посмотрел на звезды. Потом до него дошло. Он вдруг подумал, что жизнь его недействительна, как фальшивая банкнота, пусть и крупного достоинства, но фальшивая, что все, к чему он стремился, чего добивался, — в сущности, бессмысленно, так как не имеет продолжения. Все его начинается и заканчивается на нем, как кольцо, и, следовательно, ляжет вместе с ним в землю, не оставив после себя на земле ничего. Его жизнь тонет сама в себе, и ничто, кроме памяти о маме, не греет его в расцвете лет. «Не надо так шутить, — жестко ответил он сыну, — но даже если это и произойдет, потеря для государства небольшая. У меня, конечно, будут неприятности, но дело не в этом. В тебе не было воли к жизни здесь, с чего это ей проснуться там? Ты везде пропадешь. Лучше уж держись за это место, да пей кофе под платанами». — «Да-да, ты прав, это глупая шутка, — отвернулся сын. — Отчего звезды сегодня так низко?»

Сын улетел.

Проклятые звезды не давали спать всю ночь. Ему чудилось, из вселенной протянулся зеленый скальпель и отъял некую часть его души, не то чтобы сильно дорогую и необходимую, но и не до конца безразличную. Он промаялся до рассвета, заснул, только когда воздух сделался светлым и звезды растворились в небе, как в воде. А утром ему доставили траурную телеграмму, где сообщалось, что самолет иностранной авиакомпании, на котором летел сын, потерпел катастрофу, упал в Атлантический океан в трехстах километрах от полуострова Лабрадор.

Он так задумался о звездах, забравших сына, что чуть не проехал мимо девушки в белом платье. Она по-прежнему топталась с поднятой рукой на обочине. Это была очень симпатичная и какая-то не вполне современная девушка. Она застенчиво смотрела на него и не решалась подойти к машине. Внизу виднелись поля, проселки, чернели похожие на вороньи крылья крыши изб. Синими акварельными линиями пейзаж перемежали леса. Садилось солнце. Воздух был стеклянно-прозрачен. Стая скворцов, как сажа из трубы, крутилась над дальней облупленной колокольней. Он вдруг подумал, что это его земля, здесь он родился, здесь жил, здесь ему умирать, но… не испытал успокоения. Он еще подумал, что невластен над смертью — она придет, когда ей вздумается, — и задрожал от злобы. Властолюбивым нелегко умирать. Что ему до этой земли, этих скворцов, когда его не будет?

У девушки были светлые стриженые волосы, простоватое выражение лица, немного странное при сильной, загорелой фигуре.

— Куда тебе, красавица? — ему пришлось выйти из машины, так как девушка все еще пребывала в нерешительности.

— В Медное, это недалеко.

— Ты там живешь?

— Нет, оттуда еще по проселочной. Недалеко, — у нее был приятный, мелодичный и как будто знакомый голос. У ног девушки он заметил сумку.

— Из отпуска?

— Нет, домой еду на каникулы.

— Где ты учишься?

— В Калинине, в училище.

— Интересно, на кого?

— В самом деле интересно? — улыбнулась девушка. — На кондитера.

— На кондитера? Садись, — распахнул дверцу, — я довезу тебя до самого дома. Мне некуда спешить.

— Вы всех так подробно расспрашиваете, кого подвозите? Лучше сразу просите показать документы.

— Нет, только будущих кондитеров. Не знаешь, есть тут поблизости продуктовый магазин?

— Есть подальше. А зачем вам?

— Хочу купить что-нибудь на ужин.

— На ужин? — девушка взглянула на него с недоумением.

В магазине он вытащил из пиджака бумажник, посмотрел, сколько там денег. В бумажнике оказались четыре новенькие двадцатипятки и червонец, то есть ровным счетом сто десять рублей. Он купил банку рыбных консервов, печенье и зачем-то бутылку вишневой наливки. Вполне возможно, сегодня ему придется ночевать в машине. Хоть согреется. Возвращаться в Москву сил не было.

Они миновали Медное, свернули на проселок уже глубокой ночью. Машина катилась по колдобинам навстречу поднимающейся луне. В темноте глаза девушки светились, простоватое выражение исчезло с ее лица.

Она попросила остановить машину возле дома, одинокой, неприветливой горой нависшего над огородом. Вокруг было пусто. Вероятно, раньше тут стоял хутор. Девушка легко выпрыгнула из машины, белое платье растворилось в ночи. Вернулась огорченная.

— Дом заперт, — сообщила она, — все уехали к моей двоюродной сестре на свадьбу. Раньше всегда оставляли ключ под крыльцом, а сейчас… — развела руками. — Что же делать? Ставни закрыли. Еще мой… жених должен был сегодня приехать. Он тоже учится.