Малый мир. Дон Камилло

Когда они увидели, как он подходит, высокий, словно тополь, с остроконечными усами, в широкополой шляпе, короткой куртке, сапогах с гетрами, они подались назад и смотрели на него не отрываясь, сжимая в руках черенки своих орудий.

Мой отец подошел к Гринго, наклонился, взял его за ошейник и потащил за собой как тряпку.

Мы похоронили его у основания дамбы. Я утоптал землю так, что ничего и заметно не было, и отец снял шляпу.

И я тоже снял шляпу.

Трамвай так никогда и не дошел до станции Гаццола. Дело было осенью, река взбухла, она бурлила, желтая от грязи, и однажды ночью прорвала дамбу. Вода затопила поля, всю нижнюю часть наших владений и клеверное поле, и дорога превратилась в озеро.

Тогда работы приостановили, а во избежание опасности затопления в будущем трамвайную линию закончили на Боскаччо, в восьми километрах от нашего дома.

Когда река успокоилась, мы отправились с мужиками заделывать пролом в дамбе. Мы подошли, и отец с силой сжал мой локоть. Дамбу прорвало ровно в том месте, где мы похоронили Гринго.

На многое способна душа собаки!

Это и есть, по моему мнению, чудо Низины. В декорации, реалистически и скрупулезно описанные нотариусом Франческо Луиджи Кампари (а он был человеком великодушным и влюбленным в Низину, но при этом ни за что на свете он не наградил бы Низину горлицами, если бы горлицы и вправду не были бы частью ее фауны), газетный репортер помещает свои новости, и вотуме непонятно, что более достоверно: описание нотариуса или новости, придуманные газетчиком.

Вот он мир Малого мира: длинные прямые дороги, небольшие дома, крашенные красным, желтым или темно-синим, теряются среди виноградников. Августовскими вечерами из-за дамбы встает огромная красная луна, и кажется, она принадлежит совсем иным временам. Человек сидит на кучке гальки у канавы, велосипед прислонен к телеграфному столбу. Человек сворачивает самокрутку. Ты идешь мимо. Он спрашивает, нет ли у тебя спичек. Вы разговариваете. Ты сообщаешь ему, что идешь плясать на деревенский «фестиваль», и он качает головой. Ты говоришь, что там немало красивых девушек, и он опять качает головой.

История третья

Девушки? Никаких девушек. Так, пошуметь в трактире, попеть немножко, это я готов. Но ничего более. У меня уже есть моя девушка, она ждет меня каждый вечер у третьего телеграфного столба по дороге на Фаббриконе.

Мне было четырнадцать. Я возвращался домой на велосипеде по дороге, ведущей на Фаббриконе. Из-за каменного забора на дорогу свешивалась ветка со сливами, и как-то раз я остановился.

Со стороны поля появилась девушка с корзиной в руке, и я ее подозвал. Лет ей было, наверное, девятнадцать, она была намного выше меня и уже совсем взрослая.

— Подсади меня, — сказал я ей.

Она поставила корзинку, и я забрался к ней на спину. Желтых слив на ветке было полным полно, я набрал целый подол своей рубахи.

— Подставь фартук, я насыплю тебе половину, — предложил я девушке, но она сказала, что не надо.

— Ты что, слив не любишь? — спросил я ее.

— Люблю, но могу нарвать их, когда захочу. Это мое дерево, я тут живу, — объяснила она.

Мне было четырнадцать лет, и я все еще носил штаны до колен, но уже работал подручным у строителя и никого не боялся. Она была гораздо выше меня и казалась взрослой женщиной.

— Насмехаешься, значит, — воскликнул я и посмотрел на нее сердито, — если что, я могу тебе и морду набить, дылда.

Она не проронила ни слова.

Я встретил ее опять на той же дороге через пару дней.

— Привет, дылда! — крикнул я и скорчил ей рожу. Теперь я уже так не умею, а тогда у меня выходило лучше, чем у прораба, который научился корчить рожи в Неаполе.

Потом я встречал ее еще несколько раз, но проезжал мимо. А потом я потерял терпение и как-то раз, спрыгнув с велосипеда, преградил ей дорогу.

— Хотелось бы знать, чего ты на меня уставилась? — спросил я и заломил козырек своей кепки набок.

Девушка распахнула глаза. Они были светлые, как вода, я таких ни у кого не встречал.

— И вовсе я на тебя не смотрю, — ответила она робко.