Малый мир. Дон Камилло

Дон Камилло сжал кулаки и ускорил шаг.

Когда он набрался смелости предстать перед Распятием главного алтаря, он только развел руками.

— Не ради себя я так поступил, — сказал он. — Ведь если бы стало известно, что я исподтишка охочусь в чужих угодьях, это повредило бы Церкви куда больше, чем мне самому.

Но Христос оставался безмолвным, а в таких случаях у дона Камилло температура подскакивала до сорока, и он сидел на одном хлебе и воде, пока не слышал голоса Христа, с жалостью говорившего:

— Довольно.

В этот раз Христос сказал «Довольно» только после того, как дон Камилло просидел на хлебе и воде целых семь дней, а под вечер седьмого дня, когда он от слабости уже еле волочил ноги, а голод безжалостно вопил в его желудке, Пеппоне пришел исповедоваться.

— Я нарушил законы человеческие и закон Божественной любви, — сказал Пеппоне.

— Я знаю, — ответил дон Камилло.

— К тому же, как только вы ушли, я вернулся, подобрал обоих зайцев, одного потушил в красном вине, а другого зажарил по-охотничьи с овощами.

— Я так и думал, — выдохнул дон Камилло. И когда он проходил мимо алтаря, Христос ему улыбнулся, — принимая во внимание не столько семидневный пост, сколько то, что, говоря «Я так и думал», дон Камилло не испытал ни малейшего желания треснуть Пеппоне по башке, а только почувствовал горячий стыд, вспомнив, что в тот вечер он сам едва поборол искушение вернуться и сделать то же самое.

— Бедный дон Камилло! — прошептал растроганный Христос.

Дон Камилло развел руками, как бы давая понять, что делает все возможное, и если иногда оступается, то не по злой воле.

— Знаю, знаю, дон Камилло, — продолжал Христос, — а теперь иди и съешь зайца, которого Пеппоне уже готового принес тебе на кухню.

Умышленный поджог

Старый Дом загорелся в дождливую ночь.

Старым Домом называли заброшенную развалюху на вершине холма неподалеку от городка. Люди опасались приближаться к нему даже днем: потому что ходили слухи, что там полно змей и привидений. Странно было то, что, хотя весь дом состоял из нагромождения камней — рамы и косяки унесли покинувшие его люди, остальное дерево истлело, — теперь он пылал, как костер.

Множество людей высыпало на улицы и двинулось прочь из городка посмотреть на пожар, и все, как один, удивлялись.

Дон Камилло тоже присоединился к тем, кто шагал по проселочной дороге к Старому Дому.

— Небось, нашлась глупая революционная башка, которая обложила эту халупу соломой да и подожгла в честь какого-нибудь там юбилея, — громко сказал дон Камилло, проталкиваясь сквозь толпу и становясь во главе колонны, — а синьор мэр какого об этом мнения?

Пеппоне даже не обернулся, лишь проворчал:

— Да что я могу об этом знать?

— Ну ты же мэр! Должен знать все, — с явным удовольствием поддразнил его дон Камилло, — а что, не приходится ли на сегодняшний день какая-нибудь историческая дата?

— Не смейте так даже шутить, а то завтра по городу пойдут пересуды, что это мы заварили чертову кашу! — прервал его Нахал, шагавший, как и все остальные начальники из красных, в ногу с Пеппоне.

Когда две живые изгороди, тянувшиеся вдоль дороги, закончились, дорога вышла на плоское и голое, как нищета, поле, посреди которого стоял маленький холм, а на нем — Старый Дом. До халупки оставалось не больше трехсот метров, но и отсюда было видно, что она полыхает, как факел.

Пеппоне остановился, и народ окружил его со всех сторон.

Порыв ветра донес запах гари.

— Нет, это не солома, это — бензин!

Люди принялись обсуждать такой странный факт. Кто-то хотел идти дальше, но поднялась волна криков:

— Не делайте глупостей!

В городке и его окрестностях в конце войны подолгу стояли войска, и в доме запросто могли оказаться запасы керосина или бензина, припрятанные каким-нибудь отрядом или просто вором. Поди знай…

Дон Камилло засмеялся:

— Не надо мелодрам! Не верю я всему этому, хочу своими глазами посмотреть, что там происходит.

Он вышел из толпы и уверенным быстрым шагом двинулся к горящему дому. Он прошел уже метров сто, когда Пеппоне в несколько скачков нагнал его.

— Эй вы, поворачивайте обратно!

— А кто тебе дал право совать нос в мои дела? — резко ответил дон Камилло, сдвинув шляпу на затылок и уперев свои страшные кулаки в бока.

— Я вам как мэр приказываю! Я не могу позволить, чтобы гражданин вверенного мне населенного пункта так по-идиотски рисковал жизнью!

— А какой в этом риск?

— Вы что, не слышите, как воняет бензином и керосином? Черт знает, что может оказаться там внутри.

Дон Камилло посмотрел на него подозрительно:

— А ты-то об этом что знаешь?

— Я? Ничего я не знаю. Но считаю своим долгом предупредить вас, потому как если там есть горючее, то может оказаться и что-нибудь еще.

Дон Камилло расхохотался.

— Я понял, в чем дело. Просто ты трусишь, и тебе неприятно, что твои ребята увидят, как тебя учит храбрости такой реакционный попик, как дон Камилло.

Пеппоне сжал кулаки.

— Мои люди видели, как я сражался в горах…

— Ну а теперь надо сражаться на равнине, товарищ мэр. Страх — не один и тот же в горах и на равнине.