Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции)

Так, перед Французской революцией идеологи «Просвещения» трактовали все французское прошлое как сплошной мрак, дикость, варварство — а истинный «свет просвещения» видели в Англии, особенно в ее политической системе. Но явно дело было не в Англии: важно, чтобы это было не свое. Вольтер даже в качестве примера терпимости и цивилизованности любил приводить Китай — Китай, с его закапыванием в землю ученых, уничтожением книг, круговой порукой, системой утонченных пыток! Позже, в преддверии революции 1848 г., «младогегельянцы» в Германии взирали с восхищением на Францию и писали, что в Германии еще нет литературы (это после Гёте, Шиллера и всего течения романтиков!); в свою очередь, в России в эпоху «революционной ситуации» русские «нигилисты» (например, Чернышевский и его окружение) писали столь же пренебрежительно о русской литературе, объявляли Пушкина и Лермонтова слабыми подражателями Байрона, признавали некоторое значение Гоголя как сатирика (хотя со Стерном, например, он в сравнение не идет). А настоящую литературу видели в Германии — причем в лице Гейне и Бере (кто теперь помнит Бере?). Ну, а уничтожающе-пренебрежительные суждения о русской культуре, истории, самой душе русского человека — как блины пеклись у нас в 80-е гг. XX в. в преддверии кризиса 90-х гг.

Эти очевидные параллели, я думаю, очень облегчат современному русскому читателю чтение книги Кошена. Книга написана иногда несколько абстрактно, автор излагает общие концепции, не всегда иллюстрируя их конкретными примерами, а иногда бегло ссылаясь на факты, известные историку (подробной публикации документов посвящены

17

другие книги Кошена). Но для русского читателя никаких ссылок и не нужно — примеры в обилии известны ему из нашей новейшей истории, их и сейчас можно видеть. Например, когда Кошен ссылается на то, что Вольтер подымает на смех героическое прошлое Франции, читателю не нужно перечитывать «Орлеанскую девственницу» — достаточно вспомнить, как совсем недавно старались втоптать в грязь память о Великой Отечественной войне — «и победы-то не было, просто завалили трупами». Такой «смешной» был анекдот о старике, вспоминающем, как он воевал: «Ну и дурак! Не воевал бы, так теперь пил бы баварское пиво!» Или когда Кошен говорит о кампаниях «возмущения», «осуждения», которые по всей Франции подымал «Малый Народ», то нет необходимости восстанавливать их в деталях, достаточно вспомнить хотя бы грохотавшие по всему миру кампании против общества «Память». Или «инцидент в ЦДЛ» — кто сейчас вспомнит, что это такое? — а ведь тогда казалось, что земля дрожит от возмущения. Или когда Кошен рассказывает, как Конвент, как будто это о нем написано:

…вертеться он судьбу
принудить хочет барабаном,

своими декретами разрушает хозяйственную жизнь Франции, то нам-то легче вспомнить, что писал в 1918 г. один из величайших экономистов XX в. Кондратьев сразу после захвата власти большевиками: «Всероссийский продовольственный съезд выделил из своего состава Совет десяти, чтобы он предложил Совету Народных Комиссаров оставить дело продовольствия вне политической борьбы, сохранить в этот

18

трудный момент уже налаженный аппарат продовольственных организаций», в результате чего 27 ноября этот Совет десяти был арестован, а затем, «когда всякая система продовольствия уже была смята, когда население сплошь да рядом, совершенно не получая хлеба, вынуждено было само доставать хлеб, большевики, в лице продовольственного диктатора на час Л. Троцкого (такого знатока в этой области!), издают жестокий приказ о расстреле на месте не подчиняющихся мешочников, которые виноваты разве только в том, что хотят есть, а им не дают». Еще мы можем вспомнить хотя бы серию реформ 90-х гг., которые за кратчайшее время, без войны или стихийных бедствий, разрушили экономику России.

Еще несколько десятилетий тому назад я открыл для себя работы Кошена — в те времена еще менее популярные среди историков, чем сейчас. Но до сих пор мне запомнилось чувство, испытанное при их чтении: как будто передо мной приоткрывалась какая-то тайна истории. Да собственно говоря, так оно и было; то, что произошло с тех пор в нашей стране, это вполне подтвердило. Надеюсь, что теперь, с появлением русского перевода, то же чувство сможет пережить более широкий круг любителей истории.

И. Р. Шафаревич

Философы

Доклад, сделанный на Шатобрианских чтениях 15 мая 1912 г.