Читаем Малый срок полностью

Так же ходил наш преподаватель в техникуме. От стены к стене, все время поворачиваясь к классу. Говорил он, не произнося ни одного лишнего слова, и необыкновенно тщательно делал чертеж на доске, так что небрежно перечертить его себе в тетрадь было просто невозможно. Здесь, в камере, я понял, где он научился такой мягкой маятниковой походке и немногословию. Стал вспоминать наших преподавателей. В войну их перебило много, и спустя пять лет после ее окончания, сформировать преподавательский корпус было нелегко. Знания мои после семилетки и исключения из восьмого класса были скудны., а судьбе было угодно послать меня на приемные экзамены в техникум к старому преподавателю математики. Он плохо видел и не лучше слышал и, как я заметил, оценивал ответ по бойкости. Сообразуясь с таким восприятием ответов, я стал во всю силу стучать мелом по доске и, закончив в хорошем ритме стук, сказал: вот так! Он похвалил, и, с сожалением, глядя на доску спросил, почему же письменную работу мне не удалось выполнить. Ссылка на головную боль и волнение его удовлетворили, и он, как бы извиняясь, поставил мне в экзаменационный лист среднюю за письменный и устный экзамены минимальную положительную оценку. Звали мы его "парашютистом" за абсолютно лысую голову. Однажды я зашел в преподавательскую и хотел обратиться к нему за разъяснением задачи, но меня тут же выпроводили и отругали за то, что я посмел беспокоить уставшего человека. До революции он преподавал в Сарбонне, а теперь учил нас. Теоретическую механику у нас вел привлеченный по партийной линии и прошедший войну артиллерийский офицер. Он был специалистом по баллистике, но механику не знал совершенно, или делал вид, что не знает. Начинал занятие он с перечисления номеров задач в учебнике, и обещал тому кто решит, купить десять пирожков. Конечно никто решить не мог, и со словами: "очень жаль, придется самому съесть", он занятия заканчивал. На экзамене мы все трепетали. Боясь из-за незнаний потерять стипендию, но он задавал только один вопрос: "Почему мы победили Германию?". При этом был так пьян, что отметку ставил сразу на три строчки в ведомости. Где бы мы ни учились, обязательно кто-то из преподавтелей запоминается навсегда. Был у нас педогог, который вел курса режущего инструмента. Вроде скучнее курса не выдумаешь. Он же умел всю группу держать "ушки на макушке". Всегда стремительно появлялся в аудитории, и прямо с порога начинал свою быструю импровизацию. Например, весело начинал о фрезах: "Вот мы и до фрез дошли!". Мы с ходу включались в занятия игру. Что такое фреза? - Это многозубый инструмент! - Почему она так называется? - Потому что "ди фрезе" по-немецки значит "земляника" (неважно, если это вовсе не так!). А земляника какого рода? Кричим: "Женского!" Правда был земляника и мужского рода. Где? - У Гоголя! Правильно! Но все-таки земляника женского рода. А как смотрят на мужчин? Сверху вниз. - А на женщин? - Снизу вверх. Он ставит фрезу на ладонь и говорит: смотрим на фрезу снизу вверх. Если виток зубьев идет вправо, значит это правозаходная фреза, если влево - левозаходная. И вот в такой манере обо всех инструментах. Запоминалось превосходно. В школе всю войну и после нее учителя тоже были самые разные и зачастую случайные. Безнадежные мои знания по русскому языку вынудили учителей оставить меня "на осень". То есть, за лето надо было подучиться, а осенью сдать экзамен в следующий класс. Подучаться определили к бывшей преподавательнице классической гимназии Суворовцевой (забыл, к сожалению, имя-отчество). Строгая пожилая женщина в пенсне, всегда подчеркнуто тщательно одетая. Она пожаловалась маме на мою небрежность в одежде. Я прибегал к ней с солнцепека на озере, в одних штанах, босой и без рубашки. Это ее шокировало. Садился на уголок огромного старинного письменного стола и начинал писать под диктовку. После зноя меня начинало колотить от холодного пота и постоянной прохлады в полутемной комнате. На этот раз было правило о "кое", "либо" и "нибудь", которые всегда надо писать через черточку. После разъяснения правила началась диктовка. Через плечо она наблюдала за моим "творчеством". Отошла и так горько сказала: ну что ж, и капля камень долбит. Тут-то я и вспомнил про эти черточки. Больше я к ней не пошел. На этом мое подучение кончилось. Однако, правило о кое, либо и нибудь запомнил на всю жизнь

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии