На дороге, вздымая клубы пыли, показалась легкая двухместная коляска, запряженная жалкой лошаденкой, и, ныряя по ухабам, подкатила к дверям гостиницы. Луиза правила, рядом с ней сидел Фрис. Он вышел из коляски, поднялся по ступеням. В руке у него был плоский пакет в оберточной бумаге.
— Я забыл вчера дать нам рукопись, которую обещал, вот и привез ее вам.
— Очень любезно с вашей стороны.
Фрис развязал бечевку и вынул стопку машинописных листов.
— Естественно, мне хочется знать ваше искреннее мнение.
Он в раздумье взглянул на доктора.
— Если вы сейчас не заняты, я мог бы сам прочитать вам несколько страниц. Я считаю, что стихи надо читать вслух и только автор может представить их в должном свете.
Доктор вздохнул. Ему не пришло в голову никакого предлога. который отвлек бы Фриса от его намерения, и не хватило твердости сказать «нет».
— Вы полагаете, вашей дочери полезно будет ждать вас на солнце? — рискнул он.
— О, у нес есть в городе дела. Она поедет куда ей надо, а на обратном пути прихватит меня.
— Вы не возражаете, если я поеду с Луизой, сэр? — сказал Фред Блейк. — Я совершенно свободен.
— Думаю, она будет рала.
Фред спустился с веранды и заговорил с Луизой. Доктор видел, что она серьезно выслушала его, затем улыбнулась и что–то сказала. Сегодня на ней было белое полотняное платье и большая соломенная шляпа местной работы. Затененное полями лицо казалось золотисто–шоколадным. Фред вскочил на сиденье рядом с ней, и они отъехали.
— Мне хотелось бы прочитать вам третью песнь, — сказал Фрис. — В ней есть лиризм, который мне очень созвучен. Я думаю, это — лучшее из всего созданного мной. Вы знаете португальский?
— Нет.
— Жаль. Это почти дословный перевод. Вам было бы интересно проследить, как точно мне удалось воссоздать ритм и мелодию оригинала, его настроение, словом, все. что делает «Лузиады» великой поэмой. Вы не стесняйтесь, критикуйте меня, я охотно выслушаю все ваши замечания, но в душе я не сомневаюсь, что мой перевод станет каноническим, вряд ли его когда–нибудь заменит другой, лучший.
Фрис начал читать. Голос у него был приятный. Поэма была написана в римских октавах, и Фрис подчеркивал ритм, что усиливало эффект. Доктор Сондерс внимательно слушал. Перевод звучал легко и плавно, но, возможно, он в большой степени был обязан этим мерному и величавому чтению. У Фриса была весьма драматическая манера исполнения, но он вкладывал драматизм не столько в значение слов, сколько в звуки, так что смысл от вас ускользал. Он делал ударение на рифме, и постепенно доктору стало казаться, будто он сидит в поезде, ползущем по плохо проложенным рельсам, и тело его ощущало небольшой толчок всякий раз, как ухо слышало ожидаемый звук. Ему трудно было сосредоточить внимание. Глубокий грудной голос монотонно бубнил в уши, и мало- помалу доктором овладела сонливость. Он пристально смотрел на Фриса, но глаза его невольно закрывались; доктор раскрывал их с некоторым усилием, хмурил брови, изо всех сил стараясь сосредоточиться. Он вздрогнул, так как голова его вдруг упала на грудь, и он понял, что на какое–то мгновение уснул. Фрис читал о доблестных деяниях и великих людях, сделавших Португалию империей. Голос его поднимался, когда он читал о героических подвигах, дрожал и становился глуше, когда читал о смерти и несчастной судьбе. Внезапно доктор услышал, что голос смолк. Он открыл глаза. Фриса не было. Перед ним с лукавой улыбкой на красивом лице сидел Фред Блейк.
— Хорошо подремали?
— Я не спал.
— Вы так храпели, что стены тряслись.
— Где Фрис?
— Уехал. Мы вернулись, и они отправились домой обедать. Он сказал, чтобы я вас не тревожил.
— Теперь я знаю, что с ним не в порядке, — сказал доктор. — У него была мечта, и мечта эта осуществилась. Что делает идеал прекрасным? Его недосягаемость. Боги смеются, когда люди получают то, что хотят.
— Не пойму, о чем вы толкуете, — сказал Фред. — Вы еще и сейчас не проснулись.
— Давай выпьем по стакану пива. Оно, во всяком случае, реально.
Глава двадцать четвертая
Около десяти часов вечера доктор и капитан Николс играли в пикет в холле гостиницы. Их загнали внутрь летучие муравьи, привлеченные на веранду светом лампы. Вошел Эрик Кристессен.
— Где вы скрывались весь день? — спросил его доктор.
— Мне надо было съездить на плантацию на другом конце острова. Думал, что вернусь раньше, но у управляющего родился сын, и он отмечал это событие. Пришлось остаться.
— Вас искал Фред. Хотел пойти погулять.
— Жаль, что я не знал. Взял бы его с собой. — Эрик кинулся в кресло и крикнул, чтобы ему принесли пива. — Я прошел пешком около десяти миль, а затем обогнул на веслах чуть не пол–острова.
— Хотите сразиться? — спросил шкипер, бросив на него острый и хитрый взгляд.
— Нет, я устал. Где Фред?
— Верно, бегает за девчонками.
— Ну, здесь у него мало шансов, — добродушно сказал Эрик.
— Не будьте так уверены. Парень он красивый. Девчонки по нему с ума сходят. В Мерауке хорошая была работенка — отгонять их от него. Между нами говоря, я думаю, он уже вчера сварганил дельце.
— С кем?
— С этой девицей, там, на плантации.