Малыш

Комов сел писать подтверждение, а я мучительно соображал, что же такое происходит, почему такая паника и как в Центре могли усомниться в совершенно четких формулировках заключения. Не могли же они там подумать, что мы спутали останки землянина с останками какого-нибудь аборигена и добавили лишний труп… И как все-таки, елки-палки, Горбовский умудрился догадаться о том, что у нас здесь происходит? Никакого толку от моих рассуждений не было, и я с тоской смотрел на рабочие экраны, где все было так ясно и понятно, и я с горечью подумал, что туповатый человек самым печальным образом напоминает кибера. Вот я сейчас сижу, тупо выполняю приказания: сказали кодировать – кодировал, сказали прекратить – прекратил, а что происходит, зачем все это, чем все это кончится – ничего не понимаю. Совершенно как мой Том: работает сейчас, бедняга, в поте лица, старается получше выполнить мои распоряжения и ведь знать не знает, что через десять минут я приду, загоню его со всей компанией в трюм, и работа его окажется вся ни к чему, и сам он станет никому не нужным…

Комов передал мне подтверждение, я закодировал текст, отослал его и хотел было уже пересесть за свой пульт, как вдруг раздался вызов с базы.

– ЭР-два? – осведомился глуховатый спокойный голос. – Сидоров говорит.

– ЭР-два слушает! – откликнулся я немедленно. – Говорит кибертехник Попов. Кого вам, Михаил Альбертович?

– Комова, пожалуйста.

Комов уже сидел в соседнем кресле.

– Я тебя слушаю, Атос, – сказал он.

– Что у вас там произошло? – спросил Сидоров.

– Аборигены, – ответил Комов, помедлив.

– Поподробнее, если можно, – сказал Сидоров.

– Прежде всего, имей в виду, Атос, – сказал Комов, – я не знаю и не понимаю, откуда Горбовский узнал об аборигенах. Мы сами начали понимать, что к чему, всего два часа назад. Я подготовил для тебя информацию, начал уже ее кодировать, но тут все так запуталось, что я вынужден просить тебя потерпеть еще некоторое время. Меня тут старик Бадер на такую идею навел… Одним словом, потерпи, пожалуйста.

– Понятно, – сказал Сидоров. – Но сам факт существования аборигенов достоверен?

– Абсолютно, – сказал Комов.

Было слышно, как Сидоров вздохнул.

– Ну что ж, – сказал он. – Ничего не поделаешь. Начнем все сначала.

– Мне очень жаль, что все так получилось, – произнес Комов. – Честное слово, жаль.

– Ничего, – сказал Сидоров. – Переживем и это. – Он помолчал. – Как ты намерен действовать дальше? Будешь ждать комиссию?

– Нет. Я начну сегодня же. И я очень прошу тебя: оставь ЭР-два с экипажем в моем распоряжении.

– Разумеется, – сказал Сидоров. – Ну, не буду тебе мешать. Если что-нибудь понадобится…

– Спасибо, Атос. И не огорчайся, все еще наладится.

– Будем надеяться.

Они распрощались. Комов покусал ноготь большого пальца, с каким-то непонятным раздражением посмотрел на меня и снова принялся ходить по рубке. Я догадывался, в чем тут дело. Комов и Сидоров были старые друзья, вместе учились, вместе где-то работали, но Комову всегда и во всем везло, а Сидорова за глаза называли Атос-неудачник. Не знаю, почему это так сложилось. Во всяком случае, Комов должен был сейчас испытывать большую неловкость. А тут еще радиограмма Горбовского. Получалось так, будто Комов информировал Центр, минуя Сидорова…

Я тихонько перебрался к своему пульту и остановил киберов. Комов уже сидел за столом, грыз ноготь и таращился на разбросанные листки. Я попросил разрешения выйти наружу.

– Зачем? – вскинулся было он, но тут же спохватился. – А, киберсистема… Пожалуйста, пожалуйста. Но как только закончите, немедленно возвращайтесь.

Я загнал ребятишек в трюм, демобилизовал их, закрепил на случай внезапного старта и постоял немного около люка, глядя на опустевшую стройплощадку, на белые стены несостоявшейся метеостанции, на айсберг, все такой же идеальный и равнодушный… Планета казалась мне теперь какой-то другой. Что-то в ней изменилось. Появился какой-то смысл в этом тумане, в карликовых зарослях, в скалистых отрогах, покрытых лиловатыми пятнами снега. Тишина осталась, конечно, но пустоты уже не было, и это было хорошо.

Я вернулся в корабль, заглянул в кают-компанию, где сердитый Вандерхузе копался в фильмотеке, чувства меня распирали, и я отправился утешаться к Майке. Майка расстелила по всей каюте огромную склейку и лежала на ней с лупой в глазу. Она даже не обернулась.

– Ничего не понимаю, – сказала она сердито. – Негде им здесь жить. Все мало-мальски годные для обитания точки мы обследовали. Не в болоте же они барахтаются, в самом деле!..

– А почему бы не в болоте? – спросил я, усаживаясь.

Майка села по-турецки и воззрилась на меня через лупу.

– Гуманоид не может жить в болоте, – объявила она веско.

– Почему же, – возразил я. – У нас на Земле были племена, которые жили даже на озерах, в свайных постройках…

– Если бы на этих болотах была хоть одна постройка… – сказала Майка.

– А может быть, они живут как раз под водой, наподобие водяных пауков, в таких воздушных колоколах?

Майка подумала.

– Нет, – сказала она с сожалением. – Он бы грязный был, грязи бы в корабль натащил…