Малыш

По-моему, это у нас очень лихо получилось. Как в кино.

– Обе цели видишь? – обыкновенным голосом спросил Вандерхузе.

– Да. Накрываю обе одним импульсом.

– Обрати внимание: сорок градусов к востоку – третья цель.

Я взглянул: действительно, еще один гигантский ус гнулся и трепетал в неверном свете сполохов. Это мне не понравилось. Успею или нет? Чего там, должен успеть… Я мысленно прорепетировал, как я выпускаю импульс, а затем двумя движениями разворачиваю пушку на третью цель. Ничего, успею.

– Вижу третью цель, – сказал я.

– Это хорошо, – сказал Вандерхузе. – Но ты, однако, не горячись. Стрелять только по моей команде.

– Вас понял, – буркнул я.

Вот даст он по кораблю каким-нибудь… этим… искривителем пространства каким-нибудь, дождешься тогда от тебя команды. Меня уже заметно трясло. Я стиснул руки, чтобы привести себя в порядок. Потом я посмотрел, как там Комов. Комов был ничего себе. Он снова сидел в прежней позе, повернувшись к гигантскому таракану боком. Я сразу успокоился, тем более что обнаружил наконец рядом с Комовым крошечную черную фигурку. Мне даже стало неловко.

Чего это я вдруг? Какие, собственно, основания для паники? Ну, выставил усы… Большие усы, не спорю, я бы даже сказал – сногсшибательной величины усы. Но, в конце концов, никакие это, вероятно, не усы, а что-нибудь вроде антенн. Может быть, они просто за нами наблюдают. Мы за ними, а они за нами. И даже, собственно, не за нами, наверное, а за своим воспитанником, за Пьером Александровичем Семеновым наблюдают – как, мол, он здесь, не обижают ли его…

Вообще, если подумать, противометеоритная пушка – страшная штука, не хотелось бы ее здесь применять. Одно дело – сровнять с грунтом какую-нибудь скалу, чтобы расчистить посадочную площадку, или, скажем, завалить ущелье, когда нужен пресный водоем, а другое дело – вот так, по живому… А вообще-то применялись когда-нибудь ПМП как средство обороны? Пожалуй, да. Во-первых, был случай, не помню где, грузовой автомат потерял управление и стал валиться прямо на лагерь, – пришлось его сжечь. А потом, помнится, разбирали такой инцидент: на какой-то биологически активной планете корабль-разведчик подвергся «направленному непреодолимому воздействию биосферы»… То есть подвергся он или нет – до сих пор неизвестно, но капитан решил, что подвергся, и ударил из носовой пушки. Выжег он вокруг себя все, до самого горизонта, так что потом при расследовании эксперты только руками разводили. Капитана, помнится, от полетов отстранили надолго… Да, что и говорить, страшное средство – ПМП. Последнее средство.

Чтобы отвлечься от всяких таких мыслей, я произвел замеры расстояний до целей и рассчитал их высоту и толщину. Расстояния оказались: четырнадцать, четырнадцать с половиной и шестнадцать километров. Высота – от пятисот до семисот метров, а толщина у них у всех была примерно одинаковая: у основания около пятидесяти метров, а на самом кончике уса – меньше метра. И все они действительно были суставчатыми, как бамбуковые стволы или катушечные антенны. И еще мне показалось, что я различаю на их поверхности какое-то движение, направленное снизу вверх, этакую перистальтику, но, может быть, это была только игра света. Я попытался прикинуть свойства материала, из которого могут состоять такие вот образования, – получалась какая-то чепуха. Да, пощупать бы их локатором-пробником, но нельзя, конечно. Неизвестно, как они к этому отнесутся. Да и не это главное. Главное – это то, что цивилизация здесь, пожалуй, технологическая. Высокоразвитая цивилизация. Что и требовалось доказать. Непонятно только, чего это они зарылись под землю, почему оставили свою родную планету во власти пустоты и тишины. Впрочем, если подумать, у каждой цивилизации свои представления о благоустроенности. Например, на Тагоре…

– Пост УАС! – гаркнул Вандерхузе над самым ухом, так что я вздрогнул. – Как видишь цели?

– Вижу цели… – откликнулся я машинально, но тут же осекся: усов над горами не было. – Нет целей, – упавшим голосом сказал я.

– Спишь на посту!

– Ничего не сплю… Только что были, своими глазами видел…

– И что ты видел своими глазами? – осведомился Вандерхузе.

– Цели. Три цели.

– А потом?

– А теперь их нет.

– Гм… – сказал Вандерхузе. – Странно это как-то произошло, как ты полагаешь?

– Да, – сочувственно сказал я. – Очень странно. Были – и вдруг нет.

– Комов возвращается, – сообщил Вандерхузе. – Может быть, он что-нибудь понимает?..

Действительно, Комов, обвешанный футлярами, неловкой походкой – очевидно, у него затекли ноги – возвращался к кораблю. Время от времени он оборачивался – надо полагать, прощался с Пьером Александровичем, но самого Пьера Александровича видно не было.

– Отбой, – сказал Вандерхузе. – Оставь все как есть и беги на камбуз, приготовь что-нибудь горячее и подкрепляющее. Геннадий, наверное, замерз как сосулька. Впрочем, голос у него довольный, как ты полагаешь, Майка?