Читаем Малыш, надень шапку полностью

– А это мандарины марокканские?..

Она выждала пару секунд, как будто надеясь услышать ответ. Белка за своим стеллажом только хмыкнула: надпись «Марокко» красовалась на каждой коробке на самом видном месте.

– Ну какие же это марокканские, – тетка взяла одну штуку и придирчиво повертела, оглядывая фрукт со всех сторон. – Марокканские такие кругленькие, а эти вон, все мятые. Насыплют дряни и продают втридорога. Кислятина, наверное. Ну вот я сейчас сама проверю, марокканские или нет.

И не успела Белка ужаснуться, как та, с быстротою молнии очистив мандарин, целиком засунула его себе в рот.

– Вы что делаете! – возмутилась Белка, выбегая из-за стеллажа. – Взрослая женщина, а ведёте себя! Как не стыдно вам…

– А что я! А что мне стыдно! Это вы тут гнилья насыпали и рады! Я как должна брать, а если там косточки? Я попробовала просто! Всего один!

– Взвесьте, сколько нужно, рассчитайтесь и потом пробуйте! Хоть один!.. Вот, давайте взвесим, сколько вы успели съесть, и пройдём на кассу.

– Не буду я ничего взвешивать! Что вы придумали, девушка, оставьте в покое меня!

Тетка дёрнула за ручку тележки, с неожиданной ловкостью увернулась от Белки, которая пыталась её задержать, и бегом устремилась в другой отдел, лавируя между полками, холодильниками и покупателями.

– Стойте, – крикнула Белка, – стойте!.. Вернитесь!

Она уже почти кинулась следом, но тут кто-то мягко коснулся её плеча.

– Девушка, вы не подскажете…

– Да, конечно, – видимо, приходилось отступать. Ну что же. Бог с ним, с мандарином. Хорошо хоть, больше не утащила… Она подняла глаза. – Слушаю вас?..

– Скажите, пожалуйста, а вот кейл у вас свежий?..

ЗОЖник!.. Им любовалась украдкой вся женская половина «Рублика». Высокий, спортивный, лет сорока или даже сорока пяти, он всегда был безупречно одет и стильно подстрижен. За покупками приходил каждые два-три дня, вежливо здоровался, никогда не ворчал и не смотрел на продавцов свысока. Он выбирал, не глядя на цены, только самые отборные продукты, вдумчиво изучал состав. Настя с Пастуховой даже спорили как-то, женат он или нет, но так к общему мнению и не пришли. Кольца на его крупной загорелой кисти, по крайней мере, не было.

– Да, сегодняшний. Утром только привезли.

– Спасибо! – ЗОЖник кивнул, небрежно кинул упаковку в корзину и прошёл дальше. Белка невольно проводила взглядом его стройную фигуру и вздохнула. Вот, достаются же кому-то такие мужики…

– Свиридова! – в дверях подсобки стояла Анна Сергеевна, и тон её не предвещал ничего хорошего. – Свиридова, ну-ка сюда иди.

«Да ну, – мелькнуло у Белки в голове, – из-за одной мандаринки такой кипеш?..»

– Анна Сергеевна, – она попыталась оправдаться, – я только на минутку отвернулась, а она уже принялась мандарины в рот пихать. Ну я же даже не могла такое предположить! Если дети, я всегда слежу, а тут же нормальная женщина, я вот тут же стояла, на петрушке…

– Свиридова, какие мандарины?! Ты мне скажи лучше, какое у нас сегодня число?..

– Две.. двенадцатое, – опешила Белка.

– Вот именно что двенадцатое! С десятого на персики акция пятнадцать процентов, а у тебя какая цена стоит? Почему не поменяла?! Реклама третий день идёт, люди спрашивают, а продавцы у меня глазки строят вместо работы!..

– Анна Сергеевна! Зачем вы так! Если акция с понедельника, значит, Дарья Павловна позавчера не поменяла, я-то причем? Я же вчера вышла, акцию уже в системе не видно!

– В системе не видно, а глазами тебе тоже не видно, что на персиках старая цена?.. Баннер в зале тебе тоже не видно?..

– Да, но…

– Я почему должна за вас каждый раз получать?! То одно, то другое, как куратор с проверкой – так у нас косяк!.. Минус с премии тебе. Иди, работай!..

Белка повернулась на ватных ногах и пошла было в отдел, но с полдороги свернула в сторону туалета. Её душили слезы. Это было нечестно, несправедливо. Она понимала умом, что Анна Сергеевна не со зла: она, Белка, попала под горячую руку. Понимала, что Дарья постоянно работает кое-как, постоянно налетает на штрафы, и если в очередной раз наказать её, она возьмет ещё и уволится, а персонала и так не хватает… Она всё понимала. Но терпеть не было никаких сил. Белка сползла спиной по кафельной стенке и просто расплакалась: жалобно и горестно, как брошенный ребенок.

В жизни не оставалось ничего хорошего. Мать только пилит, муж оказался гадом. Подруги?.. Так именно лучшую подругу она и застала в тот кошмарный день на своей собственной кровати. Даже Динки у неё больше не было. А теперь и на работе творилось чёрти что. Ещё и денег срежут…

– Белк, да, забей ты, – Настя, присев рядом на корточки, принялась оттирать мокрым платочком с её щеки подтёкшую тушь. – Ну, забей. Помнишь, тот раз со свёклой? Как Аннушка на меня орала?.. И что? Ну, обошлось же всё.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее