Мы все вышли из школы на тротуар, и папы и мамы начали разговаривать между собой. Они говорили много всяких вещей, например: «Ваш хорошо занимался» и «Мой много болел», а ещё «Наш ленится, а жаль, потому что у него большие способности», и потом «Лично я, когда мне было столько лет, сколько этому юному балбесу, всегда был первым учеником, но в наши дни дети больше не желают интересоваться учёбой, и это всё из-за телевизора». Потом они нас гладили по голове, трепали за волосы и вытирали руки, потому что там везде был бриллиантин.
Все смотрели на Аньяна, который нёс в руках кучу книг-призов, а на голове – лавровый венок. Между прочим, директор велел ему не почивать на нём – наверное, потому что этим венком хотят воспользоваться ещё раз на будущий год и нельзя, чтобы он помялся; меня ведь мама тоже просит не наступать на бегонии у нас в саду.
Папа Жоффруа угощал толстыми сигарами всех других пап, которые откладывали их на потом, а мамы всё смеялись и рассказывали про разные наши шалости, которые случались в течение года, и нас это удивило, потому что тогда, когда это происходило на самом деле, они совсем не смеялись, а некоторым из нас даже здорово за это попадало.
Мы с друзьями обсуждали важные вещи, которыми будем заниматься во время каникул, но всё испортил Клотер, когда заявил, что будет спасать утопающих, как и в прошлом году. Но я ему сказал, что он всё врёт, потому что я видел Клотера в бассейне: он не умеет плавать, а ведь трудно кого-то спасать, когда сам еле держишься на воде. Тогда Клотер стукнул меня по голове книжкой, которую получил как лучший товарищ. Это ужасно рассмешило Руфюса, и я дал ему оплеуху, он заплакал и несколько раз двинул ногой Эда. Мы начали толкать друг друга, и всем было весело, но тут прибежали папы и мамы, стали выхватывать нас за руки из куча-мала и тянуть к себе и сказали, что мы неисправимы и что это позор. Потом все папы и мамы разобрали ребят, каждый своего, и все разошлись.
По дороге домой я всё думал, что здорово, что учебный год закончился, что больше не будет уроков, домашних заданий, наказаний, переменок и что я не увижу своих друзей много-много месяцев, что мы больше не будем вместе баловаться и я буду чувствовать себя ужасно одиноко.
– Эй, Николя, – подмигнул мне папа, – что же ты молчишь? Ведь вот они наконец и наступили, эти самые каникулы!
И тогда я заплакал, а папа сказал, что я сведу его с ума.