— Нам сюда не велят, мсье, — встревоженно ответил Жан. — Сбоку другой вход есть.
— Раз ты со мной, все будет в порядке, — заверил его Хилари. Он вспомнил, как сам боялся нарушить какие бы то ни было правила поведения, когда отец впервые навестил его в подготовительной школе. Потом усомнился, только ли это страшит Жана, и пояснил: — Понимаешь, я должен вернуть тебя, как положено, не то в другой раз тебя со мной не отпустят. — Они вместе поднялись по ступенькам, и Хилари позвонил в звонок.
Дверь опять открыла усатая толстуха монахиня, и, приглядевшись, Хилари заметил, что прежде, чем она сказала Жану: «Ну, теперь хорошенько поблагодари мсье и беги спать, быстро», они невольно и любовно улыбнулись друг другу.
— Спасибо, мсье, — без всякого выражения послушно сказал Жан, а потом что-то вспомнил — то ли поезда, то ли малиновый сироп, то ли слонов в зоопарке — поднял на Хилари сияющие глаза и с жаром выпалил:
— Ой, спасибо, мсье! — И кинулся бежать прочь, его бутсы шлепали-цокали по мраморному, в шашечки, полу.
— Он славный ребенок, — любовно-грубовато сказала монахиня. И продолжала: — Мать-настоятельница спрашивает, мсье, не выпьете ли вы с ней чашечку кофе перед уходом?
И Хилари, который жаждал уйти, побыть один, наедине с самим собой разобраться в своих мыслях и чувствах, ничего не оставалось, как учтиво поклониться и сказать, что будет счастлив.
Глава восьмая
Мать-настоятельница сидела в своем маленьком загроможденном вещами кабинете и писала при тусклом свете голой электрической лампочки. Когда Хилари вошел, она отложила перо, подняла усталые глаза и с любезностью, хоть и лишенной тепла, но оттого не менее искренней, сказала:
— Я подумала, вы, наверно, не прочь будете выпить чашечку кофе, прежде чем возвращаться в отель. Вечер такой холодный.
— Вы очень внимательны, благодарю вас, — сказал Хилари, садясь.
— Не стоит благодарности, — ответила настоятельница и чуть погодя прибавила: — Мне редко удается закончить работу так рано, чтобы я могла доставить себе удовольствие принимать посетителей. — И Хилари стало ясно, что таким образом она его успокаивает, дает ему понять, что после этого официального визита он будет волен приводить ребенка обратно и спокойно уходить.
Та же толстуха-монахиня внесла поднос с двумя большими чашками кофе и поставила его на письменный стол.
— Спасибо, сестра Тереза, — сказала мать-настоятельница. — Малыш Жан уже лег?
— Да, мать-настоятельница, — ответила старая монахиня. — И такой усталый, просто и не знала, что с ним делать. — В ее голосе слышался скрытый упрек, недовольство заботливой нянюшки.
— Это всего лишь от удовольствия, — умиротворяюще сказала мать-настоятельница. — Вы увидите, сестра, во сне усталость как рукой снимет.
— Будем надеяться, — недоверчиво пробормотала сестра Тереза и вышла.
Мать-настоятельница тихонько засмеялась и протянула Хилари чашку.
— Боюсь, это не настоящий кофе, — извиняющимся тоном сказала она. — Настоящий кофе сейчас практически недоступен.
— Какая жалость, что я этого не знал, — сказал Хилари, устыдясь, что не подумал принести такой простой и приятный дар, и наконец попробовал напиток в своей чашке. Он оказался премерзкий, Хилари даже не совладал с собой, не сумел удержаться от гримасы отвращенья. Он тотчас попытался извиниться, но мать-настоятельница отмахнулась.
— Нам всегда говорили, будто англичане не умеют варить кофе, но по вашему лицу я вижу, что это не так, — со смехом сказала она.
— Конечно, не так, — горячо отозвался Хилари. — Но, мадам… — Он спохватился и поправился: — но, ma mere, неужели только это и можно купить во Франции?
— Нет, не только, но на черном рынке, — сказала монахиня. — Тяжко, не правда ли? Мы, французы, больше всего любим две вещи: хороший хлеб и хороший кофе, и мы лишены и того и другого.
Этот разговор о еде напомнил Хилари про малыша.
— А ваши дети… вы получаете достаточно продуктов для ваших детей? — спросил он, забыв, как еще недавно страшился, что настоятельница непременно заговорит об этом.
— Нет, совсем не достаточно, — с жаром ответила та. — Власти делают для нас все, что в их силах, но в нынешние времена наша несчастная страна мало что может предложить тем, кто вынужден покупать только самые дешевые продукты.
— Но разве дети находятся не в особом положении?
— Ах, мсье, я слышала, как замечательно кормят детей в Англии, но нам, французам, не свойственна ваша упорядоченность. Мы говорим: детям необходимы яйца, но, когда хотим их купить, оказывается, что на дешевом рынке их не бывает. Мы получаем немного молока, но только для детей младше шести лет. Мяса мы, можно сказать, и в глаза не видим. Надо надеяться, что вскоре станет лучше, но ведь тем временем в жизни наших детей идут самые важные годы, — взволнованно закончила она.
— Жан — здоровый мальчик? — резко спросил Хилари.