Малыш. Путешествие стипендиатов: [Романы]

Однако в этом произведении драматурга Фёпилла была детская роль. Герой пьесы — несчастный ребенок, которого мать не могла оставить при себе. Через год после рождения сына она с ним рассталась, а позже нашла его, влачащим нищенское существование.

Само собой разумеется, это была роль без слов. Маленькому статисту нужно было молчаливо сносить все, что бы с ним ни делали: позволять себя ласкать, обнимать, прижимать к материнской груди, вертеть то в одну, то в другую сторону и при этом не произносить ни слова.

Разве наш герой не подходил по всем статьям для подобной роли? И возрастом, и ростом, и бледным лицом, и такими печальными глазами? Какой он произведет эффект, когда появится на подмостках, да еще рядом со своей приемной матерью! С какой самоотдачей, с каким воодушевлением сыграла бы она пятую сцену третьего акта, где она защищает своего сына, которого пытаются вырвать у нее из рук! И разве воображаемая ситуация не могла бы всех захватить, как самая реальная, жизненная драма? Какие вопли материнского отчаяния вырывались бы из груди актрисы! Каким потоком полились бы слезы у нее из глаз! О, эта постановка могла бы стать звездным часом Анны Вестон!

Итак, все дружно принялись за работу, и вот Малыша привели на последние репетиции.

В первый раз все увиденное и услышанное повергло ребенка в несказанное удивление. Репетируя роль, мисс Анна Вестон называла его «мое дитя», однако при этом она не сжимала его в объятиях и не уронила ни единой слезинки. И действительно, плакать на репетициях было бы, по крайней мере, смешно. Ради чего, собственно, портить глаза? Вполне достаточно пустить слезу на публике.

Тем не менее наш Малыш был буквально ошеломлен. Эти темные кулисы, влажный затхлый запах, просторный и пустынный зал, в который проникал лишь сероватый дневной свет через слуховые окна за последними рядами амфитеатра... Этот мрачный, скорбный вид, как в доме покойника! Однако Сиб[102] — по пьесе мальчика звали Сибом — делал все, что от него требовалось, и мисс Вестон не сомневалась, что его ожидает большой успех, как, впрочем, и ее.

Возможно, правда, уверенность актрисы разделяли далеко не все. У Анны Вестон было несколько завистников, и особенно завистниц, среди добрых товарищей по сцене. Они частенько страдали от ее слишком шумного и неуживчивого характера, от ее капризов звезды, чего она, конечно, не замечала и о чем даже не догадывалась. И теперь, когда ее опять «занесло» из-за ее неуемного характера, она репетировала, желая доказать, что под ее руководством этот Малыш, от горшка два вершка, затмит однажды всех Кинов[103], Макриди[104] и любого другого гранда современного театра!.. По правде говоря, это было уже чересчур!

И вот наступил день премьеры — девятнадцатое октября, четверг.

Само собой разумеется, что мисс Анна Вестон должна была пребывать в состоянии крайнего нервного напряжения, что вполне объяснимо и простительно. Она то хватала Сиба, обнимала его, то трясла с каким-то нервным возбуждением, то становилась раздражительной в его присутствии и спешила отослать его от себя; ребенок ничего не понимал.

Не было ничего удивительного в том, что в этот вечер в театр Лимерика был огромный наплыв публики, которая, как говорится, валила валом.

Кроме того, афиши, возвещавшие о спектакле, могли заворожить и ошеломить кого угодно. Судите сами:

«Спектакль с участием

Мисс Анны Вестон

Угрызения совести Матери

Душераздирающая драма

Знаменитого Фёпилла»

и т. д. и т. п.

«Мисс Анна Вестон исполнит роль герцогини Кендалльской

В роли Сиба выступит Малыш,

Пять лет и девять месяцев...» -

и т. д. и т. п.

Представьте себе, какую гордость испытывал наш герой, стоя перед подобной афишей! Он умел читать, а его имя красовалось огромными буквами на белом фоне.

К несчастью, гордость ребенка тут же подверглась серьезному испытанию: в актерской уборной мисс Анны Вестон его ждал удар.

До этого вечера «костюмированные репетиции» не проводились, да это было и не нужно. Поэтому он явился в театр в своей красивой одежде. Однако уже в уборной, где шла подготовка богатого туалета герцогини Кендалльской, Элиза вдруг появилась с лохмотьями и явно намеревалась надеть их на Малыша. Ужасные лохмотья, чистые с изнанки, разумеется, но сверху грязные, рваные, латаные-перелатаные... Действительно, в этой душещипательной драме Сиб представлен брошенным ребенком, которого мать находит в нелепом наряде бедняка, — его мать, герцогиня, прекрасная дама, вся в шелках, кружевах и бархате!

Увидев отвратительное тряпье, Малыш сначала подумал, что его собираются отослать в «рэгид-скул».

— Миледи Анна... миледи Анна! — воскликнул он.

— В чем дело? — спросила мисс Вестон.

— Не отсылайте меня обратно!..

— Отсылать тебя?.. Но почему?.. Что ты придумал?

— Но эти ужасные лохмотья...

— Что ты себе вообразил?