Малышка

Я провела пальчиком по ровным буквам. Сейчас я ее понимала. Я сижу в этой квартире в одиночестве. И я так же влюблена в этого мужчину. И я так же тоскую по нему. Но есть одно «но»: мне есть чем заняться. Мне не скучно наедине с собой.

«… Наша жизнь, она как будто бы ненастоящая. Я чувствую себя героиней криминального кино. Ты постоянно на дежурствах, на своих задержаниях, допросах, опознаниях, очных ставках. А я — второстепенная героиня в этом фильме, где-то на периферии сюжета. Мы не семья. Мы не семья еще с 2004. Я вспоминаю то время, и наполняюсь одним чувством — мне тоскливо. Тоскую по тем временам. Я не могу жить в этой квартире, я как в золотой клетке: красивая птичка, которая умирает от скуки»

Так вот в чем проблем! Они развелись из-за того, что его не было дома, он постоянно находился на работе, а ей, в свою очередь, было скучно. Почему? Может, из-за отсутствия личных увлечений? Вся ее жизнь, похоже, была сосредоточена на Илье. Она замкнулась на нем.

2008 год.

«Люша! Я хочу тебя отпустить. Но не могу. Мне становится больно от мысли о жизни без тебя. Ты как наркотик. Я жду тебя в тишине нашей квартиры, и думаю о том, что через полчаса мне выезжать на работу. Скорее всего, мы не увидимся. И это 4 сутки подряд. Я истосковалась по твоему телу, твоим губам… Ты говоришь, что мне нужно чем-то заняться, но чем? Ходить, как те дамочки из расчетной группы, по магазинам, или может начать готовить? Или шить? Или драить без конца квартиру? Чем?»

Ого, а что плохого в том, чтобы готовить, шить, делать уборку, ходить за покупками? Лучше сидеть дома и стонать, что тебе нечем заняться, при этом вынося мозг мужу?

2009 год.

«… Илья. Я уезжаю в другой город. Пишу это и реву навзрыд. Я так люблю тебя! Я знаю, что ты никогда так не любил меня. Ты любишь только работу. Это твоя женщина, твоя религия, твоя философия. Твоя жизнь. А моя жизнь — это ты. Но ты никогда не оценишь это, да и не ценил. Я знаю, что буду жалеть об этом до конца своих дней.

Мне завидуют все знакомые и коллеги, видевшие тебя. Но они не знают, какого это — жить с оперативником. Я хочу обычного мужика, обычной жизни! События последних месяцев окончательно убили меня… Я так жить не хочу!!! Мне банально страшно».

Ну, вот и все. Видимо, тогда они и разошлись… Мне стало безумно жалко эту женщину. Но я была другого склада характера и ума: если полюблю, то буду рада хотя бы раз в сутки слышать родной голос, и перетерплю расставания и минусы его работы.

В разводе есть и ее вина.

Я настолько задумалась, что не заметила появления Ильи. Он негромко покашлял, привлекая мое внимание. Я рассеяно потрясла конвертами, и призналась в очевидном: да, я прочитала.

Глава 18

— Сердитесь? — я прикусила губу, опуская голову, но боковым зрением заметила, как Вараксин улыбнулся: его явно нисколько не волновало, что я читала эти письма.

— Где ты их нашла?

Я кивнула за свою спину, на приоткрытый ящик комода. Мужчина прошел мимо меня, мельком глянул на письма, устало опустился на кровать.

— И как, интересно?

— Интересно, — честно призналась я. — Вы не общаетесь?

— Общаемся. Редко.

— Вы ее все еще любите?

— Не знаю. Вряд ли, — мужчина задумался.

Я медленно выдохнула, и открыто спросила:

— Вы боитесь новых отношений?

— Я не вижу в них смысла. Все повторится. Работу я менять не собираюсь, а нагрузка только увеличивается.

— Я бы вас ждала… — прошептала я.

— Она тоже первое время ждала.

Я не знала, что ответить. Я не была на месте этой женщины. Но я уверена, что вела бы себя по-другому. От наступившего молчания я начала перебирать в руках конверты, просто хаотично меняя их местами. В стопке, помимо писем, были фотографии. В основном Елена Сергеевны.

— Она красивая, — тихо сказала я.

— Вы с ней похожи.

Илья, взяв из моих рук рамку с фотографией жены, стряхнул с нее тонкий слой пыли. Было видно, что мужчина не часто достает эти снимки, как и письма, которые были стянуты тугой аптечной резинкой, которая успела (за то время, что ее не трогали) задубеть, и прямо крошилась в моих руках.

— Получается, вы развелись из-за вашей работы?

— Скорее из-за Лениных упаднических настроений. Она хотела, чтобы я постоянно сидел дома. Мне работа не позволяла так проводить время, а она следовала своему плану, и по итогу, довела себя затворничеством до депрессии. Ее ничего не интересовало, она ограничивалась работой и мечтами о том, что я уволюсь.

— А что произошло в 2009? — спросила я, вспоминая содержание последнего письма.

— В 2009? — мужчина задумался, — Аа, у меня было ранение.

Он так равнодушно и обыденно это сказал, будто бы имел в виду не угрозу жизни, а обговаривал список продуктов, которые нужно купить в магазине. Я неодобрительно покачала головой, хотя понимала, что мои слова никакого влияния на него не окажут.

— Ранение у вас, а страшно ей… — скупо прокомментировала я ситуацию.