Малышка для зверя

– Самое интересное, что и охрана у тебя такая же хреновая, продажная. Раз допустили взлом лаборатории. Здесь надо изначально короля устранять, понимаешь? Чтобы пешки по углам не шифровались. Тогда всё путём будет. Не друг он тебе. Правда. Друзей в кровавом бизнесе не бывает.

– Я понял. Ладно. Подумаю над твоими словами. Можешь идти. Помнишь, что на неделе в горы едем? Развлечься хочу перед свадьбой. А ещё я на полном серьезе подумываю, чтобы тебя главным сделать на момент, когда мы с Настенькой в кругосветку отправимся.

Твою ж мать!

Настенька… Ненавижу, когда он её так называет.

Никак не успокоюсь и, наверно, вечно, как мантру, буду повторять одно и то же… «Почему она, па? Почему?»

– Вообще-то на неделе прогнозировали сильные ветра. Особенно на севере. Ураганный циклон типа.

– Ну, поживём – увидим. Не верю я этим ботаникам. Фигня их прогнозы. Жесть как пострелять охота! Накипело. Ух! Во работка у нас нервная. На пенсию, блин, пора. Всё, хватит трепаться, вали давай! Дел невпроворот. Пошел крысу нашу терзать. Интересно всё-таки, чьё это дерьмо ко мне просочилось?

Я ведь уже сказал… Но ты как обычно не слушаешь.

Что ж, дело твоё.

* * *

Я вышел от отца в сад и ещё долго без дела шлялся, агрессивно пиная траву, вырывая встречающиеся на пути ветки, пытаясь смириться с постоянным дискомфортом, отзывающимся тупой, распирающей болью в области груди, ставшей в последнее время неким подобием хронической болезни. Эти чувства обреченности в смертельную опухоль превращались, и я знал, что если не решу проблемы со своим зверским влечением к синеглазой девчонке, то вскоре… попросту сдохну.

Я увидел её возле конюшни.

Наклонившись ко мне попой, Анастасия увлеченно собирала рассыпанный корм с пола, даже не подозревая о том, что вблизи кровожадный хищник затаился, визуально взяв на заметку сладенькую жертву. Девчонка снова была в этих ужасно сексуальных лосинах, обтягивающих её аппетитную попку, которой мне до адской боли в яйцах не терпелось завладеть. Я жадно облизнулся, порыкивая, истекая слюнями, когда Малышка невольно приседать начала… вверх-вниз, вверх-вниз… подметая с пола рассыпанное зерно. Даже убирала она сексуально, так, что аж кровь в жилах закипала. И не только в жилах. А в первую очередь в детородных органах.

Попка качнулась вправо-влево, вправо-влево… и я застонал, непроизвольно поправив руками налившийся кровью член, который запульсировал в болезненной агонии при виде самого развратного в мире эротического спектакля.

– ТВОЮ Ж МАТЬ! – сдался, сорвался, зарычал, бросившись на девчонку.

Бедная Малышка, испугавшись, даже веник из рук выронила, не успев ни понять ничего, ни среагировать. Я просто схватил её за талию, зажал рот ладонью и потащил в первое попавшееся стойло, бросив на мягкую кровать из сена.

Хлопнув дверью, запер на щеколду.

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, тяжело дыша, пока я, уперев руки в бока, властно возвышался над её юным, подрагивающим в страхе тельцем. Что-то больно кольнуло в груди… Когда я… Чёрт! Увидел её глаза.

Печаль! Они, бляха, полностью погрязли в печали. Даже насыщенно синяя радужка этих больших глаз больше не казалась настолько яркой, настолько жизненной, как прежде. А ещё эти страшные синяки… От недосыпа. Или же… на ранних сроках беременности.

Он похудела. Очень сильно. Буквально за пару дней.

И это меня чертовски выбесило.

Я набрал побольше воздуха, хотел было наорать, как вдруг она перебила:

– Я не беременна, если тебя это интересует…

Фак.

Как узнала?

Неужели мысли научилась читать? Или я стал предсказуем.

Я промолчал. Меня начало отпускать. Не знаю почему, но я поверил. Сердце, наверно, подсказало, что девчонка не врёт.

Обнять её захотелось. Просто обнять, приласкать, утешить. Не знаю почему. Она сама это сделала. Просто схватила меня за шиворот и к себе притянула, упав спиной на ароматно пахнущее сено. А затем целовать начала. Медленно, нежно, губами лаская шею, руками ероша волосы, бёдрами прижимаясь к нереально твёрдому члену.

Ну и я, естественно, оторваться не смог. Хотя разумом уже ясно понимал, что мы, блять, превратились в тайных любовников. Если отец узнает, что я, сын его любимый, бабу его, в которой он души не чает, по углам натягиваю, никогда не простит.

Я больше не хотел срываться. Оттолкнуть её хотел. Из сердца выдрать, прогнать! Но она как вирус! Надоедливая болячка, плотно засевшая в сердце. И поэтому всё потекло в привычном ритме. Точнее она потекла, когда я её упругие соски сквозь тонкую блузку зубами сжал, а затем принялся одежду сдирать. Но в этот раз старался делать всё более аккуратно, чтобы не порвать.

Внезапно она ладошкой губы мои накрыла, оттолкнула от себя, с мольбой в голосе прошептав: